Доверчиво прижалась спиной девочка к большому, широкому, такому пушистому и тёплому крылу женщины-птицы, обнявшему её, словно бесценный в зимнюю пору согревающий плед. Веряще смотрела в её чёрные, проницающие тебя насквозь глаза, не думая о плохом, веря и надеясь только в лучшее, в самый счастливый и благополучный исход для дяди, для себя и для тёти с двоюродными братом и сестрой. Она желала им только добра, а они ведь тоже хотели, чтобы дядя вернулся живым с фронта. В этом они были едины, несмотря на все остальные разногласия. Одним желанием связаны на четверых. Или на пятерых, если посчитать Дашу, чьё кукольное сердечко наверняка хотело того же, чего больше всего на свете желала её хозяйка и давняя подруга.
- Пифия?.. - шёпотом в ночи режет слух, как ножом по стеклу.
Одно слово. Одно-единственное слово. И глаза Лизоньки потухли, подобно угасшим огонькам в костре лесного странника, сулившего приют и пищу заплутавшему в лесной чаще незадачливому путешественнику. И выцвела улыбка на губах, из мечтательной сделавшись недоверчиво-боязливой, кривой такой улыбочкой напуганного ужасными известиями, жизнерадостного в обычное время, человека. И сразу улыбка Пифии оскалом показалась, полным жутких острых зубов, которые могут одним быстрым движением оттяпать от тебя кусок нежной, горячей ещё плоти, так вкусно сочащейся кровью. Р-раз - и не досчитаешься немножко своего тела. Только эти зубы, на самом-то деле, выдирали из тебя не плоть, а что похуже. Они лишали тебя права на надежду. Безжалостно выгрызали твою мечту и веру в лучшее выдирали с корнями, оставляя на их месте зёрна ядовитых сорняков, которые, когда прорастут, сделают тебя плохим, злым человеком, ни во что хорошее уже не верящим, чёрствым на сердце, лишённым надежды и оттого с лёгкостью лишающих этой надежды других, причиняя им невыносимые боль и страдания.
- Нет! - эхом повторила Лиза, отстраняясь от ласкового крыла. Пусть лучше ей будет холодно, чем она позволит прорасти в себе ядовитым зёрнам.
Однако... эта жуткая в своей красоте птица прижалась снова к ней, суля новую надежду и обещая, что, несмотря на ужасный ответ, ещё можно что-то исправить. Спасти дядю! Так это поняла Лиза. Как ещё можно было понять? Но чем... как... что она может сделать для дяди?! Тем не менее глаза её снова ожили и сверкнули под светом далёких звёзд.
- Я... я не опущу... - спохватилась девочка. - Но что я должна сделать, чтобы его спасти??? - воскликнула она в неистовом порыве. Будто её эмоции могли компенсировать безэмоциональность провидицы, не знающей пощады, зато честной по отношению к одной бедной девочке, чьи надежды были разрушены, разбиты на осколки, но их предлагали склеить... вдруг получится?
Да, да, всё было так! Ей между одиннадцатью и пятнадцатью! Её волшебные спички исполняют мечты! И дядя называет её Лиззи! Это так необычно и приятно. Для всех она была Лизой, Лизонькой, Елизаветой или Лизаветой - и только для дяди у неё имелось своё собственное имя. Теперь не только он так её называл. Но Пифии можно. Лиза это чувствовала. Пифия была прочно связана с её надеждами. С дядей. Словно бы сама была им, хоть это далеко не так. Ей можно...
Чем больше она слушала провидицу, тем сказочнее становилась история. Окружающая действительность всё больше обретала сходства с волшебной, пусть и немного страшной сказкой. Ну да в сказках такое бывает - достаточно вспомнить мрачноватые истории братьев Гримм, да и Золушкина мачеха отчего-то очень напоминала Лизе собственную тётю. Такое же отношение, только что по дому работать не заставляет, придумывая всё новые и новые невыполнимые поручения.
- Норр? Что это такое? - спросила она, внимательно слушая птицедеву.
Нет. Нет-нет-нет! Она не хочет никого заставлять быть её другом. Лучше честное и несправедливое отношение, чем насильно кого-то принудить к добру и справедливости. Насильно мил не будешь, как говорится.
- Нет! - воскликнула девочка. - Я не хочу никого заставлять становиться мне другом. Дружба и отношения должны быть честными! Но и орешек... он не должен пропасть. Если это моя судьба, то...
Она вынула орешек из спичечной коробки и уже собралась было отправить его в рот, но тут услышала последние слова Пифии. Её рука дёрнулась, и волшебный орешек чуть было из неё не выпал.
- Ой... - Лиззи покрепче его ухватила, зажала в кулачке и оглянулась на провидицу. - Я вам верю! Если это ваше желание, пусть Арей приходит. Вы ведь сказали, это мой дворик. Здесь он мне ничего плохого не сделает, правда? А если вздумает... что, если я дам ему орешек? - Лиза вопросительно, с лёгкой хитрецой во взгляде, склонила голову набок. - Он тоже станет моим другом, если его съест?
Но это неправильно - принуждать кого-то к дружбе! Она этого не сделает, нет-нет. Но спросить-то можно. А ещё... Лиза вдруг нахмурилась.
- А если это правда и орех так действует на живых, то... - она недоумённо поглядела на Пифию. - Значит, я против воли стану вашим другом? Но ведь я и так... ваш друг, разве нет?