Немецкая пехота залегла, а танки... танки прорывались.
Мысли метались в голове у лейтенанта Шматкова. Накрыть лес зажигательными? Но вдруг там остались наши солдаты, и их сожжет вместе с немцами?
Шнеерзон куда-то запропостился, Зырянов никаких приказов не передавал. Хорошо ему, взял себе винтовку, сидит там где-нибудь, пощелкиевает фрицев, посылает связных.
А тут танки! Шматков навряд ли хоть раз видел фашистский танк так близко. Что он там, ни дна ему ни покрышки, этот Зырянов, подумал, как танки будем останавливать?
Эти мысли занимали артиллериста гораздо сильнее, чем то, чьей ответственности больше за убитых... какая тут ответственность! Тут молодец и герой тот, кто убьет больше. Каждый убитый немец — это выживший наш, вот и вся философия, вот и вся арифметика.
На батарее было еще снарядов на несколько залпов, но бить дальше по залегшей в укрытиях пехоте Шматков не стал. Бронебойными снарядами с закрытых позиций тоже палить не станут. А вот гранатами по танкам жахнуть стоило. Даже если не будет прямого попадания, может и гусеницу разбить, да и отпугнуть. Кому охота такую чушку получить, даже и в лоб?
— Осколочно-фугасными гранатами! Взрыватель с задержкой! Прицел ближе один! Залп! –
скомандовал лейтенант радисту. А если пехота их поднимемся, там уже и минометы, и шрапнель в дело пойдет.