Оглушенная пустая голова. Нет мыслей. Мысли оцепенели. От боли. От страха.
Вот чужие руки. Подхватывают. Куда-то несут. Ее уже носили прежде на руках, давно, очень давно, много вечностей назад, чужие руки вытащили ее из железных объятий этой боли...
Чужой взволнованный голос. От человека. Мужчины. Молодого. Юноши. С ушками. В другое время могло быть смешно. Но сейчас. Сейчас - больно. Неправильно. Что-то. Но не осмыслить - почему. Боль... мешает. Челюсти. Злые. Железные. Вцепились. Спустя много лет - и еще не пусают. Все еще. Не отпускают...
А потом вдруг отпустили. И ничего не болит больше. Вот так запросто. Нет острых жадных чалюстей. И не было никогда. Словно бы. Как будто. Никогда...
Взамен пришло обессиленное, опьяненное наслаждение покоем. Почти на грани блаженого небытия. Но что-то ее удержало. Нечто, что билось, скреблось и выло где-то внутри. Сачивалось в животе холодным липким комом. Далекий крик изгубины, который она не может разобрать.
Что-то было неправильно, что-то было ужасно. Но она была слишком слаба, потому и не неосознавала - что. Пока еще. Пока.
Она дрожала. И ей было зябко. Она ощутила горячую благодарность, когда на нее накинули плащ. Прикосноение ткани к обнаженной коже. Коже странно голой, без шерсти. Она немного согрелась.. Она бы поблагадарила, но дар речи покинул ее. Она не понимала почему. Почему мир бросился в лицо брызгами небывало яркого, насыщенного цвета? Мир запахов, игравший пред нею мельчайшими оттенками всегда - почему сейчас он стал таким вдруг приглушенным?
Почему она вдруг стала легкой как былинка на ветру?
Некая догадка проступила в сознании. Мордигаэль вытянула руку из плаща, поднесла к лицу и, с невозмутимым удивлением сумасшедшего, с которым решил вдруг поговорить обеденный стол, отметила, - да человеческая. Ногти хорошо бы подстричь. И под ними грязь. Просто ужас.
Она поняла, что чуят запах держащих ее рук. Запах волка и елей, тех самых заснеженных елей.... Он отозавался в ней - звеняще и больно, застарелой тоской, щемящей памятью о доме, где она родилась и который она потеряла... Нет сил об этом думать. Нет. Не сейчас.
Защипало глаза, капля влаги сползла по щеке, оставив холодящую дорожку. Старанно-нелепое ее тело сжалось, исторгнув из груди всхлип.
Неужели она так плачет?
Нет.
Она так смеется.
Безумие перелилось через край и вылитело наружу сарданическим хохотом. И оборавлось, вновь уйдя вглубь. Лишь напривычно скривились губы - усмешка, переходящая в скорбное выражение.
Бродящее внури эхо достиго края ее сознания. Теперь она почему-то былауверенаЕй нужно быстро, немедленно, сейчас же, пока не поздно, нужно спросить что-то важное! Но язык ее оказался беспомощен, и странные тупые зубы, и весь ее рот, и это ее тонкое горло. Наверное, они могут издавать какие-то звуки, но она не знает как, не знает какие не знает способа собрать их в слова. Но она попыталась, невольно перейдя на выразительно волчью речь, к которой увы больше не была приспособленна.
- Де Раэасалель?*
И с этим именем вернулся и недавний ее ужас. Накатил волной, захлестнул, норовя утащить ее в глубокий беспросветный омут паники. Она зажмурилась и безотчетно вцепилась в единственно доступную опору.
В древнюю память о спокойствии и безопасности, в свой старый дом, что полнился запахом елей и снега, и озера, и реки, и память о них, о родном ее крае, который она палагал утраченным безвозвратно.... Вцепилпсь в воплощение этого всего, в этого человека с чертами волка, со всей силы своей нелепой мольбы.
Пусть все будет хорошо. Пожалуста.