Не часто в своей жизни Веня занимался бегом на длинные дистанции. Хотя в тот момент его скорости и прыти мог позавидовать любой спортсмен университетской сборной по легкой атлетике. В ушах стоял топот его же собственных кед по асфальту. Каждый шаг отдавался неприятным горячим чувством в голени, но парень не обращал на это ни малейшего внимания. Единственным его желанием его было убежать как можно дальше, мчаться, не останавливаясь, спасая собственное имущество и собственную жизнь. Так и несся он, взмокший, свистящий, как чайник, иногда врезаясь, иногда в последний момент уворачиваясь от охающих подростков, матерей, едва успевающих убрать с дороги Вениамина своих детей, и мужчин выкрикивающих ему вслед оскорбления на такие невежливые действия. Пару раз парень чуть не растянулся на земле, запнувшись о бордюр, и трижды чуть не влетел в столбы, поставленные как назло посреди тротуара. Наконец, после бесчисленных прыжков, отскоков и поворотов, студент вышел на финишную прямую, в конце которой находился его ярко-красный ларек с довольно дурацкой горчично-желтой вывеской «Best-dogs!». Восклицательный знак был выполнен в виде сосиски. Каждый раз, когда Веня видел эту вывеску, у него возникали ассоциации именно с собаками, а не хот-догами, что говорило о том, что излишняя изобретательность в бизнесе иногда может только повредить. Правда, в этот раз продавцу было немного не до глупых названий. Только увидев вожделенную автолавку, Вениамин позволил себе немного сбавить темп и оглянуться назад, проверяя не преследуют ли его те самые гопники. Добравшись до двери, он с силой распахнул ее, влетел внутрь, не обращая внимания на своего начальника и по совместительству коллеги, и с грохотом захлопнул ее, тут же закрыв на щеколду. Только после этого Вениамин почувствовал себя в безопасности.
Прежде чем Бабиш, невозмутимо заправлявший очередной хот-дог кетчупом, получил ответ на свой вопрос, ему пришлось дождаться, пока взмыленный студент-аллергик справится с напавшим на него приступом сиплого мокрого кашля, который вызывала пыльца, обильно содержащаяся в столь жадно заглатываемом Веней во время вынужденной пробежки летнем Обнинском воздухе. Продохнув, наконец, от бесконечных спазмов, Вениамин дрожащими руками нарыл в сумке небрежно брошенные туда утром таблетки от аллергии, выдавил одну и запил ее припасенной водой.
«Простите, Бабиш», - произнес парень, отдышавшись и, наконец, подняв голову, чтобы встретиться глазами с терпеливым взором шефа. «Я не специально...» Тут лицо парня на мгновение перекривилось от осознания того, что он только что сморозил какую-то глупость, и Вениамин попробовал объяснить по-человечески: «Ну, то есть я не опаздывал сегодня, но по дороге со мной случился форс-мажор. Там девушка в беде оказалась. Я пытался ей помочь, но мне это боком вышло, и меня попытались ограбить. Это если вкратце. Извините.»
Вообще в Обнинске, насколько Веня мог судить по своим знакомым, не очень любили армян. Как, впрочем, и грузин, и азербайджанцев, и таджиков, и негров. «Понаехали тут», «Чурки», «Черные» и так далее – все это говорили про любого из них без всякой видимой на то причины. Обнинцев, конечно, можно было понять: как глянешь местные новости в интернете, так иногда страшно становится, молодежь нерусская шумная и агрессивная обычно, да и места рабочие у коренного населения отнимают. Тем не менее, Вениамин старался судить людей не по происхождению, а по поступкам. Начальник его был, на самом деле, человеком очень хорошим: честным, добрым и открытым. Он всегда был рад помочь, и с ним всегда можно было договориться. Другими словами, продавец своего шефа уважал, и ему нравилось думать, что уважение это взаимно. Студент на самом деле чувствовал некоторую вину за то, что, задержавшись, подвел Бабиша, но, тем не менее, Веня надеялся, что начальник его поймет, тем более что на его месте армянин наверняка поступил бы так же.