Требование человека, чтобы его полюбили, - есть величайшее из всех самомнений. Фридрих Ницше
1.Музей
«Хорошо когда, что-то меняется, может перемены, это и не всегда к лучшему, но именно они заставляют нас бороться, и страдать, чувствовать и жить - жить, отпечатывая в памяти каждую секунду, прожитую в борьбе»
Хорошо когда меняется мир, меняются люди, когда окружающая реальность не превращается в монотонную вязкую, словно болото, рутину, медленно поглощающую твою жизнь твой разум, твои чувства, из которой нет выхода, иного как через наркотики, алкоголь, или суицид. – Размышляла Маарико, рассматривая изменившийся музей.
Ее преследовало, какое-то дурацкое чувство неправильности, откуда оно взялось, и чем вызвано, девушка и сама не могла объяснить, но чувство как гвоздь в башмаке, упорно причинял ей дискомфорт.
«Новое чудо современного искусства, венец стиля!»- как только не называла пресса музей, как ни возвышала и не поносила только Каина, называя, то безумным психопатом, то гением во плоти. Маарике это безразлично, она давно составила свое мнение о художнике, о его работах, его внутреннем мире, сейчас сидя на скамеечке посреди огромного зала, и любуясь уходящими в бесконечность перспективами «живого пространства», она смотрела на людей и размышляла.
Где то в душе, она завидовала Каину, завидовала тому, что он создал, тому месту которое он занял в этой жизни, понимая при этом весь чудовищный оббьем труда свалившийся на его плечи, она видела Инкурсию, видела как он создал ее, создал , отдавая ей все, душу силу, жизнь, а сколько же было потрачено времени, что б создать все это , и безумную тригонометрию фигур, в зале модернизма, и классические пасторали, неоклассицизма, и много многое другое.
«Сколько труда ты отдал Каин, сколько своей крови, потратил на этот шедевр, на живое воплощение твоих фантазий, надежд, воспоминаний?»
«Сколько ты отдал и ради чего? Ради славы и признания, ради глупой гордыни, которой поражена и я, и ты, и многие, многие из смертных и бессмертных!»
« Кто по-настоящему поймет, то что нарисовал тут ты, кто восторгаясь твоим талантом, пронесет воспоминания о этом чуде, или кто подхватит из твоих ослабевших рук кисть, кто продолжит твое дело?»
Маарико не знала, сейчас обводя взглядом толпу, она видела лишь восторженные единицы, из тысяч обычных зевак пришедших, поглазеть на «живые картинки», на Инкурсию, а лучше потрогать ее, если представится возможность, им нет дела до того, что чувствовал ты Каин, когда рисовал все это, им лишь бы поставить галочку в своей памяти, да поскорее выложить фотку в Twitter'e, которая будет красоваться, где то посреди бесчисленных ракурсов задницы Ким Кардашьян, и очередных демонстраций еды, из очередного ресторанчика, ведь это так важно, и необходимо поделиться с миром, тем, что ты жрешь!
2. Немного тригонометрии и бунта.- Мари, а как он это делает, я могу понять, как он это рисует, но как он их оживляет, в картинах, и как поднимает в наше многогранное пространство?
Виктория, сложив пальцы рук и положа на них подбородок, внимательно изучала ожившую перспективу.
- Ну, естественно с помощью магии, как еще?- пожав плечами, ответила Маарико, все еще внутренне фыркая от вида, девицы, пристроившейся к ожившему изображению древнего мыслителя или философа и пытающуюся заглянуть тому под хитон, очевидно, задаваясь вопросом, насколько тщательно Каин прорисовал детали тела старика.
- Нет я это понимаю, но как он уже на стадии рисунка создает трехмерное пространство в пространстве двумерном по определению, он же не может воспользоваться ничем кроме как перспективой, да и все, но тут он словно углубляет пространство, но интереснее другое, как он переводит двумерные картины в наш многомерный мир, он что «надувает» их как матрац на пляже?- не унималась Виктория.
- Кстати да, это интересный нюанс его техники.- кивнула Маарико, задумчиво покусывая губу.
- Вот интересно он мог бы построить объемную проекцию внутри другой проекции и так до бесконечности, законы физики интересно работают на картины и насколько сильно ?- вдруг подумалось Маарике.
- А зачем это тебе? Спросила Вики, поворачивая голову к соседке.
- Смотри, я конечно бесконечно меркантильная, сука, но мне вспомнились уроки черчения и перспективы в колледже, а еще, еще я подумываю о декорациях и объемных сценических изображениях!
- Ты думаешь о сцене, вот только представь какой можно ее сделать, вот что ты захотел, то и получил, бесконечная простора дизайна, единственное ограничение, наша фантазия!
-Именно!- чуть повысив голос, и взмахнув рукой, воскликнула Алли.
- Настоящий большой концерт, да что говорить рок-опера, Джузеппе Верди, или Жоржа Бизе, мы, конечно, не переплюнем, но согласись, получилось бы здорово!
- Кстати да!- Кивнула, соглашаясь, Виктория, мечтательно улыбаясь, я давно мечтала о настоящем концерте с магией с превращениями, с чудесами, да и все остальные соскучились, некоторые уже стали забывать, какова твоя музыка, она же хуже наркотика!
- Может ты и права, я вот сейчас только думала, о рутине, о серости будней и серой толпе, мы ведь становимся такими же, мы теряем свои краски, теряем свое Я !
- Вот например Я, я одета красиво и стильно, но как, так как советует мне журнал моды, накрашена также, даже очки эти дурацкие ношу, только потому, что это модно, стильно молодежно - последние слова Марико произнесла кривляючись словно сердитая обезьянка.
- Ты носишь это, что бы не отсвечивать и не палиться , вот зачем!- напомнила Виктория, наблюдая за очередным бунтом Маарики, такие бунты то и дело поднимались маленьким бесенком, но как впрочем и всегда успешно подавлялись уговорами Виктории и Освальда, щедро сдобренными собственными страхами Маарики.
- Вот именно, что б не выделяться из толпы, которой привили видимость свободы, видимость выбора, видимость жизни, нам теперь услужливо подсказывают, что есть , что пить, что смотреть, а что не смотреть, последнее время стали подсказывать, кого любить, нет не любить, за кого можно выгоднее выйти замуж, и что с этого можно поиметь !- все больше распаляясь продолжала она.
Я всю жизнь боялась, что все вокруг станут ходить строем, хотя у военных это здорово получается, но я не о них, я больше боюсь, что б мы все не стали думать строем, нам сказали думать так и мы думаем, нам сказали что белое это черное и мы покивали и согласились, нам сказали что равенство это хорошо, только не социальное равенство, а духовное, и мы тоже согласились! – перечисляла, загибая пальцы Оттунен.
- Вот так было в германии при фашистах, они ходили строем думали строем, и верили в своего бога, в своего фюрера и сон их разума породил чудовищ!
- Теперь же чудовища вернулись, под другими знаменами, слега прилизав свои шипы и рога, но вернулись! - не прекращала возмущаться Маарико.
- Вот посмотри на толпу 80% из них пришли сюда просто, поглазеть, не понять, а поглазеть, и в том числе поглазеть на Нее!- девушка указала на Инкурсию, купавшуюся в чужом внимании любопытстве похоти, во всем, что было обращено к ней.
3. О любви о дьяволе и Боге. . .
-И что в ней такого особенного, ну красивая, ну необычная, ну сексапильная, стерва!
- Когда то на меня так тоже глазели, и что в конце? Инвалидное кресло, болеутоляющие без конца и ехидная ухмылочка в суде, когда из меня делали дурру и аферистку, вымазывая в грязи, как только могли!- сердито прошептала Виктория опуская голову что б Марико не увидела, внезапно заблестевшие от влаги глаза.
-Я не про это.- Марико обняла подругу, прижав ее к своему худенькому, маленькому тельцу.
- я ее вижу другой, иначе чем ты и другие люди, я вижу что она чувствует, вижу чувства, как цвета, гнев и ярость, любовь нежность зависть, ревность, если я захочу, то увижу человека словно бутылку с намешанными в нее красками, только они не смешиваются , а каждая по отдельности, ну хотя иногда смешиваются - признала Маарико.
- Так вот она эгоистка до мозга костей, до всего что можно назвать ее душой и даже дальше, ей ничего не нужно, только б на нее смотрели, ее любили ею восхищались, все остальное ерунда, что чувствуют другие что происходит в мире, ее не касается, она даже творца своего не любит, только себя, я даже не представляю как такой можно быть. – призналась Маарико.
- Это как то несправедливо по отношении к тому, кто создал ее, кто дал ей душу, даже Люцифера, низвергли за его гордыню, за то что ослепленный себялюбием и желанием собственного всеобщего обожания поднял мятеж против своего отца и творца, ведь он хотел абсолюта.
А вот перед нами стоит, купаясь во внимании и лучах славы, маленький такой люциферчик, только он женского пола, что еще хуже, прям библейская история во плоти верно!?
-Куда уж! Всем хочется что б их любили.- возразила Вики прижимаясь виском к щеке Маарики.
- Кто спорит, только нам достаточно близких нам людей, а ей хочется всего, ей хочется брать, но не отдавать, находить и не терять, и в отличие от нас с тобой она не понимает, что так нельзя и сделает все, что б воплотить свое желание в жизнь, неважно, сколько горя и сломанных судеб оно принесет!
Марико разжала объятья, и поднялась со скамейки, решительными шагами направляясь в зал с Инкурсией.
Я расскажу тебе о любви, о том как важно терять и отпускать что б по настоящему ценить то что дано нам всем, что значит любить и жить этим, что любовь это обоюдоострый клинок, разящий сердца двоих, по крайней мере, настоящая любовь, а не ее дешевые подделки из телевизионных мыльных опер!
4. Песнь.
«Зачем я это делаю, зачем вновь вторгаюсь со своим глупым идеализмом, в чужую жизнь, зачем пытаюсь делать мир лучше, обжигаюсь при этом, падая, разбивая колени в кровь и зарабатываю новые шишки на своей и без того бедовую голову, зачем?
Я сама не знаю ответа на свой вопрос, но делаю это снова и снова, и видимо, буду делать, до тех пора пока не перестану дышать, или мир не разлетится к чертям!
Девушка медленно, словно в трансе шла к толпе окружающей Инкурсию, неторопливо, как в Голливудском боевике распаковывая Лауру, Клементина слишком груба и прямолинейна для этого места, слишком много в ней Хаосаи так мало душевной тонкости.
Она остановилась, под пристальным взглядом Виктории, смотревшей на нее со смешанным чувством, восхищения и страха, в душе ее бушевали противоречивые желания: остановить безумную девченку, не дать вырваться на свободу тому, что так долго копилос в Маарикиной душе, и подспудное желание, пьянящее словно наркотик, словно ожидание прикосновения любимого человека: - Скорее , скорее услышать, ту прекрасную и безумную музыку, которая заставляла жить, которая словно поток вымывала из души сор , которая поднимала тех на ком поставили крест врачи, и пьянила своим многообразием.
-Вики протянула к Алли руку, губы уже открылись , но слова так и не сорвались с ее губ, они застряли в горле спертые накатившей на нее волной, того первобытного восторга, кторый она испытала, тогда в первый раз, когда ее внес в подземный переход, где тогда играла Маарика Освальд.
Маарико заиграла, тонкие пальчики ее обхватли смычок, и нежно коснулись струн, давно забытый звук вырвался из тела Лауры, так словно ее плачущая душа отозвалась на прикосновение смычка, прикосновение ее любимого, ради которого она отдала душу, навсегда слившись с телом скрипки, дав ей силу, дав ей толику тех эмоций, что извлекала сейчас на свет Маарико.
Звук сначала тихий и несмелый начал нарастать, обретая глубину и объем, точно картины Каина.
В нем открывались все новые и новые грани, точно в алмазе, только жидком, словно вода, искрящаяся в лучах весеннего солнца.
Через мгновение девушка извлекла из скрипки полную сладкой грусти ноту, теперь она начинала понимать, как управлять этим потоком, как придавать ему форму, словно скульптор, лепящий из жидкой еще глины, превращая бесформенный комок в прекрасную вазу.
А потом полились слова, чудесные и живые, они больше не были заклинанием, или ловкой игрой, манипуляцией, девушка научилась жить ими чувствовать, каждую букву каждый слог.
Мой друг художник и поэт в дождливый вечер на стекле
Мою любовь нарисовал, открыв мне чудо на земле
Сидел я, молча у окна и наслаждался тишиной
Моя любовь с тех пор всегда была со мной
И время как вода текло
И было мне всегда тепло
Когда в дождливый вечер
Я, смотрел в оконное стекло
Но год за годом я встречал
В глазах любви моей печаль
Дождливой скуки тусклый свет
И вот любовь сменила цвет
Моя любовь сменила цвет, угас чудесный яркий день
Мою любовь ночная укрывает тень
Веселых красок болтовня, игра волшебного огня
Моя любовь уже не радует меня
Поблекли нежные тона
Исчезла высь и глубина
И четких линий больше нет
Вот безразличия портрет
Глаза в глаза любовь глядит
А я не весел, не сердит
Бесцветных снов покой земной
Молчаньем делится со мной
И вдохновенное лицо утратит добрые черты
Моя любовь умрет во мне в конце концов
И капли грустного дождя струится будут по стеклу
Моя любовь не слышно плачет уходя
И радугу прошедших дней
Застелит пыль грядущих лет
И так же потеряют цвет
Воспоминания о ней
Рисунок тает на стекле
Его спасти надежды нет
Но как же мне раскрасить вновь
В цвет радости мою любовь
А может быть разбить окно
И окунуться в мир иной
Где солнечный рисуя свет
Живет художник и поэт...*
Теперь Марико знала что поет, и о чем, слова ее песни.
Она пропускала слова, и аккорды сквозь свою душу, примешивая к ним, ту искреннюю, и чистую детскую любовь свободную еще от предрассудков, житейского опыта и корысти, ту о которой мечтают, спрятав от окружающих свои мечты под броню сарказма, черствости и безразличия.
Пусть все вспомнят, что значит слово любовь, что это не просто обыденное слово или логотип жвачки, не повод для секса или способ манипуляции кем то, пусть вспомнят то истинное чувство, что было подарено нам свыше, или познают его впервые, всю его истинную глубину и силу!
Маарико играла, не видя, как вновь синеют ее распушившиеся волосы, как мягкой волной текут по ее плечам словно живые, словно океан подарил ей свою волну, навек прикрепив ее к беспокойной головке маленькой хулиганки. Как наполняются лиловым огнем ее глаза, становясь похожими на карбункулы, как сама она словно сверкает, изнутри становясь собой, как гусеница, сменяя серый облик куколки на крылья бабочки.
Маарико играла. Не просто играла одну из своих привычных мелодий, но сплетала две из них, пытаясь получить нечто третье, в надежде, что ее новые умения, понимание музыки на академическом уровне, пусть и совсем поверхностное, не такое как было у Жульен, поможет ей сделать то, что она задумала. Очистить убрать эгоизм из души девущки-химеры, наполнить ее любовью и верностью, это ведь так хорошо, так правильно. Она ведь делает доброе дело, не так ли? Оказывает Инсурие услугу, ведь даже Люцефера погубило себялюбие и гордость. Вот только Люцифер был ангелом, а Инсурия ангелом никогда не была…
Заслышав мелодию, пытающуюся вычеркнуть из нее основной стержень ее характера, перечеркнуть ее гордость, заменив раболепием, превратить из свободной самобытной души в движущуюся и улыбающуюся кляксу из краски, «излечить» ее от ее самой, химера почему то не торопилась стоять и молча внимать прекрасной музыке. Напротив, мгновенно обшарив глазами зал, она нашла источник вторжения в свой внутренний мир, и глаза ее полыхнули ненавистью.
Инсурия не стала пробиваться через преграждающую ей путь толпу. Совсем нет. Вместо этого она, просто шагнула в ближайшую картину. И менее чем через минуту рассерженная и вся в следах жидкой краски вылезла из картины висевшей рядом с Марико. Не успела она, впрочем, покинуть картину и наполовину, как одна из ее рук вцепилась в гриф, пережимая струны когтями.
- Проваливай, шлюха музыкальная. – Довольно таки грубо прошипели на Марико. – Это мое место!-Отпусти!- тихо и как то неуверенно произнесла Марико, не отрывая глаз от Инкурсии.
Может девушка чувствовала себя неловко, из-за авантюрности собственного поступка, а может из-за, банальнейшего краха своей задумки, кто знает.
- Я уйду, обещаю, но прежде ответь мне или нет, лучше себе на один вопрос, счастлива ли ты по- настоящему, что ты будешь делать, когда твой трон, о королева музея, станет тюрьмой, когда безликая толпа, любующаяся тобой словно статуей богини охладеет к тебе, что будет тогда, что станет для тебя источником чувств, радости, смыслом жизни, любовь к себе, или может быть что-то большее, что ты еще не познала и сама познать не сможешь?
- Ты живая, ты мыслишь, дышишь, чувствуешь, но достаточно ли этого тебе, не возникало ли у тебя желания большего, чувствовать глубже, жить полнее, или достаточно того, что уготовил тебе твой создатель, твой творец, твой отец, и возможно нечто большее, чем просто отец?
-Я уйду прямо сейчас и не вернусь уже никогда, но найдешь ли ты для себя свой истинный смысл жизни, который выбрала ты сама собственным разумом и сердцем, или ограничишься задумкой отца, играя годы столетия одну и ту, же роль, пока краски не засохнут и не опадут шелухой, а холст покроет тлен времен?
Останешься ли ты жить так, день ото дня, в душе снедаемая страхом от того, что Каин однажды нарисует нечто более величественное, чем ты, или попытаешься покорить его сердце став чем то более великим чем , то что было задумано?
Марико стояла и смотрела на девушку - монстра смотря в ее бездонные глаза полные самолюбия и обожания самой себя, была ли в них хоть искра того, что называлось свободой, или то был очередной голем, созданный Каином, лишь только сделанный чуть более искусно.
Отпускать руку Инкурсия и не подумала, напротив, когти ее продолжали сжиматься и струны под ними отозвались жалобным скрипом. Химера, так и оставшись до половины торчать из картины наклонилась к самому лицу Марико, от чего той стало очень хорошо видно каждую не вполне человеческую черту: алые глаза, острые зубки, глубокие жаберные щели на шее.
- Спрашиваешь меня, счастлива ли я? А с чего ты взяла, что мне вообще есть дело до это твоего «счастья», с которым ты так носишься? Что ты вообще обо мне знаешь? Ничего. Прикрой свой отвратительный рот, я не хочу выслушивать твои глупые фантазии, которыми ты эукулируешь во все стороны, словно подросток с недержанием. Ты считаешь что Тебе, нелепой трусливой, скомпрометировавшей себя недосукубе есть, что предложить Мне? И что же? Это твое «счастье»? Радужное дерьмо, которым ты вымазала свои глаза и пытаешься силком замазать глаза всем остальным, не спрашивая нужно ли им оно? Гнилую изнутри музыку, делающую тупыми рабами, всех кто ей поддается? Нападаешь на меня из под тишка, и думаешь что я за это радостно кинусь тебе на шею? Не выйдет! – Химера сделала резкое движение рукой, и оборванные струны скрипки отозвались болезненным визгом. – Проваливай отсюда шлюха, пока я не вырвала тебе твой поганый язык. - Хорошо, я уйду, мой язык мне дорог!- пожар в глазах Марики не утихал не на минуту ни на секунду, но за этот месяц она научилась сдерживать себя, и немного понимать и анализировать ситуацию, Инкурсия была слишком близка к ней, а музей, музей был сплошным, переплетением ходов и укрытий для нее драться с существом на ее территории блыо б глупо, а сжигать музей дотла вместе с ней вместе с бесценными творениями, нет, на такое Марико не решилась бы.
- Живи как хочешь Инкурсия, тебе хорошо самой , я ошиблась и поплатилась за это, до свидания !
- Передай, только своему хозяину, что я его искала, что б вернуть старый долг, долг чести, он знает о чем я, я буду ждать его на площади Сан Маир. через два часа.
Марико развернулась и двинулась к выходу, подзывая к себе Вики.
- Не сейчас, но скоро очень скоро, я признаюсь, от нее не ожидала такой прыти! - произнесла она, полушепотом покидая зал.