Хелику было чрезвычайно сложно выходить из состояния боевого транса, в котором всё его естество было подчинено желанию рвать, рубить, кромсать, сжигать и пронзать врагов, когда не он сам, а некая мистическая сущность огромной силы контролировала его хрупкое тельце. И вот, когда все враги скоропостижно скончались, звон мечей и крики умирающих уж стихли, гоблин мучился тем, что не мог вернуться в обычное, повседневное состояние, когда он был просто хитрым лентяем, умело уклоняющимся от любой работы, требующей от него маломальских усилий. Даже в карауле, когда требовалось в расслабленной позе молча пялиться в одну точку, Хелик не мог найти себе места - всё ёрзал на месте, устраивал короткие перебежки, делал приседания, пускал магические искры из кончиков пальцев, в общем делал всё, что хоть как-то выплеснуть переполнявшую его энергию.
Призыв командира пускать кровь новой порции врагов Хелик воспринял с воодушевлением, не стал даже возмущаться использованному Хорем определению "зеленожопые гадёныши". Но в дальний угол чердака своей памяти гоблин, конечно же, отложил мысль о том, что Питер - грязный расист.