Джозайя, как кажется, хотел было поддержать атаку Ригана своим наступлением. Все же ее убийство было произведено по его приказу. Он уже было метнулся к доктору — но нет, лезвие, воткнутое в горло, сразило ту наповал.
Вместо удара Фишер бережно обнял умирающую женщину и опустил ее на пол. Его губы двигались, не издавая особо осмысленных слов, но звуча сладко и успокоительно. Он говорил ей какую-то чепуху-глупость, когда опустил ее на землю. Он замолчал, когда закрыл ее остекленевшие глаза. Если он мог, он предоставил последнее успокоение.
Это не имело особого смысла. Каждый умирает в боли и одиночестве, если он не богач, могущий приобрести плакальщиков. Это был закон бытия, это был закон мира, из которого пришел Фишер. Философ Готфрид Лейбниц писал, что то лучший из всех возможных миров, сотворенных Gottheit. Таким образом, не приходилось сомневаться, что так — или даже хуже — все оно было и в остальных мирах. Особенно в этом topsy-turvy кургане фей, где они оказались.
— Откуда этот туман, Билли? — спросил Фишер, когда конвульсия жертвы отбила свое аки последние удары набата. — Ты волшебник?