4 глава. Новгород, после боя с кощеевцами разбирательств между гусляром и княжичем
Василий нашел Казимира в одной из комнат.
— Завидович, — сказал он, беря старика за плечо. "Отчество-то какое! От зависти что ли?" — пора с тобой потолковать, о делах наших скорбных. Пошли-ка с глазу на глаз.
Старое, почти забытое детское озорство подкинуло Василию идею достать сейчас саблю и в шутку спросить у мастера, какую руку ему первой сечь. Но шутка получалась слишком злой, особливо для этого дня. И так достаточно было крови и бряцанья оружием.
— Тут дело такое, Казимир, — начал он напрямик. — Осьмуша сказал, что ты Даньку спас, когда его убить пытались. Это хороший поступок, а Данька — хороший, парень, наш. И, не знаю, как на том свете, а на этом, я считаю, тебе кто-то это дело должен зачесть. Поэтому я те прощу твои увертки и твое полукощеевство. Люди, может, из-за твоего упрямства и погибли, дружинники новгородские, да и Соловей свинца накушался. Но кто тебя разберет, что ты там знал, а что нет... Если знал, значит, на твоей совести это будет. И "осла" твоего, будем считать, я не услыхал, пока с гусляром бранился. Да и сам я хорош, мог бы и уважить седины твои. Извини, что я тебя саданул. Хоть ты и вредный старикан, как ни посмотри, а нехорошо получилось.
Василий виновато развел руками, а потом продолжил.
— Но вот что ты на язык не сдержан — это правда, и я это терпеть не буду. Не хочешь нам помогать — ну и черт с тобой, в герои силком не затащишь. Не хочешь к нам с уважением — ладно. Но уж и хамить ты брось. Я, конечно, лишку хватил сгоряча, что, мол, руки тебе укорочу, или что убью там тебя. Я со стариками и с дитятями не воюю, у меня и так врагов хватает. Но достал ты меня уже порядком. Поэтому, если отношение свое высокомерное не поменяешь, я тебя отведу к княжьим гридням и скажу, что ты еще один из кощеевских ребят, а это правда, и что пусть они сами с тобой разбираются. Как уходить будем сделаю, чтоб Даньке не навредило. А дальше, Казимир, мне все равно, что с тобой будет. Выкрутишься — и Бог с тобой. Нет — не обессудь. Я не знаю, ты акромя Хапилова в застенке был когда или нет. Хапилов чудище то еще, конечно. Был. Но и об этих ребятушках я кой-какое представление имею.
Василий подпер спиной стенку и продолжил, усмехнувшись чему-то своему. Видимо, воспоминаниям.
— Я когда малой был, много чудачил в Киеве. Однажды девку облапал сзади в переулке из озорства, да не разобрал в темноте, что это не дочка боярская, а жена. Ну и боярин с моим отцом, посоветовавшись, решили, что для уму разуму мне в дознании денек провести не помешает. Меня там, конечно, не мучили, не били. Но допрашивать допрашивали и посмотреть я посмотрел. И знаешь... неприятное это место, тайный приказ. А знаешь, почему, Казимир?
Он наклонился к самому лицу мастера и посмотрел ему в глаза.
— Потому что там люди очень скучные. Им на тебя наплевать, и на то, виновен ты или нет — тоже. У них грязная скучная работенка, маленький оклад и вши в бороде. Посадят тебя на стул, ручки цепями скованы, дьяк читает вопросы по бумажке. Один детина клещами угли ворошит, другой хлыстом поигрывает и на дьяка посматривает. Дьяк тебя спрашивать будет: "с каких пор", "сознаешься ли", "делал ли то или это". Ты ответишь. Но ты же по-человечески говорить не можешь, по-птичьи только. Дьяк тебя не поймет, а ему надо ответ записать же. Он кивнет детине, тот бить будет. И так по кругу. Пока либо не признаешься, либо сознание терять не начнешь. Тогда дадут отлежаться — и по новой. Там очень простые люди, Казимир. И очень скучные. Пока детины тебя мучить будут, дьяк пойдет квасу попьет или в шашки поиграет с другим таким же. Ты им выдашь поначалу всю ту пургу, что нам гнал, про то, что у тебя особая метка от Кощея и про свои необычные ремесла, но им это до борозды, поверь. Они не будут разбираться, кто кощеевец полностью, а кто наполовину. Им одного слова "заговор" достаточно будет. И в конце концов ты запоешь про все, что делал, когда с кощеевцами чалился. А там что, неужто крови на руках у тебя нету? Неужто чист, аки ангел? Ой, не верится мне! И я думаю, за все твои дела тебя по головке не погладят. Не знаю, может, и выкрутишься оттуда как-нибудь. Но уж только если сам — ума не приложу, кто тебя туда спасать придет в этот раз.
Василий с сожалением покачал головой.
— Так что выбирай, Казимир Завидович. Хочешь, чтобы так все у тебя закончилось, среди людей тупых и серых, или нет? Делать-то ничего не требую и в ножки мне кланяться не надо, просто говори с людьми по-людски, без заносчивости своей обычной — и ничего тебе не будет. Доживай тогда свой век, как сам знаешь. Понял ли меня?