Перестал княжич стрелять, видя, что никого толку от его пуль нету. Маринка, конечно, ждать его не стала, одна унеслась змеей своей тварь жалить. Вот же скаженная! Как раз бы от пуль да от стрел утопленнических прикрыл красу бедовую. Влезла она там по локти в неприятности, и первым порывом Василия было, конечно, броситься к ней на подмогу. Но он видел, что не так уж быстро и споро тащит чудовище девку черную внутрь — видимо, основные силы уходили на то, чтобы горящую руку затушить.
— Франц! Руби ему руку! Руби! — приказал княжич, чувствуя, что иноземного рыцаря надо чуть направить, чтоб не стоял столбом под стрелами да пулями. Василий не сомневался, что чудище сможет и новую руку отрастить, но не так скоро — иначе бы уже отрастило. А им только и надо, что время выиграть.
Сам пока бросаться на проступивших гротескным барельефом мертвецов Василий не стал, а вместо этого, хоть и покривившись, прикрыл собой и щитом своим Лелислава.
— Играй давай! — бросил ему. Как бы ни злил его гусляр своим самоуправством, Рощин понимал, что его музыка непростая, что от нее много зависит, в том числе и то, сможет ли Чернавка не потерять голову в страшной борьбе. Понимал и то, что перебирая струны, особенно не увернешься от метательных снарядов, а значит, гусляр здорово рискует собой.
Стрелок в черном что-то лихорадочно мастерил, Фока размахивал ножом, Мирослава воздевала руки к небу, призывая на врага новые молнии... Все шло неплохо. Пока чудовище не удивит их новым "сюрпризом". Но где-то там, за спиной, хлебал свое варево Горыныч, и с каждым его глотком шансов у поганого слизня оставалось все меньше.