Суета.
Все это ненужная суета.
Эти были живы. Мы их убили. Зачем все остальное? Зачем не идти дальше, искать новых южан?
Корр думал так, вырезая руны на груди у убитых ножом старика*. Почему он подчинялся приказам этого человека?
Он не боялся бледного, да и лысого тоже.
Он не жаждал богатств, которые бывают после походов.
Ему безразличны были судьбы армий и поселений. Он хотел убивать, и мог делать это и один.
Корр, как и большинство северян, не решал вот так вот, разложив все по полочкам. Он слушал свое сердце. И сердце его было пока тут, с этими людьми.
Его закаменевшее сердце, выгоревшее углем, в котором ярко горела еще только одна искра. И сейчас он словно чувствовал порыв ветра, идущий от спутников, который не давал искре погаснуть. А что будет когда она погаснет? Он ляжет, раскинув руки, на землю, и умрет, подставив тело холоду, горло волкам, а глаза северному небу, которое будет вбирать через них его душу, ведь оно того же цвета, что и его глаза.
Или грянет гром и явится жестокий бог, чтобы забрать его или раздавить, как червя?
Или просто будет тьма и ничто?
Корру было неинтересно. Он хотел быть здесь. Идти дальше и убивать дальше. Разожгут ли убийства искру в пламя? Неважно!
И вот он делал не то, что хотел, чтобы потом продолжать делать то, что хочет.
Он вырезал нехитрую руну старым ножом с треснувшей рукоятью из оленьего рога. Он ждал нового убийства.
Пока лысый доедал труп, Корр вдыхал послевкусие схватки, заглядывая в глаза каждому мертвому.
Жалкая замена убийству. Крохи. Но хоть что-то.