Могущество Коатля-Загадки едва не заставило Канге преклонить колени перед этим новым богом, принявшем облик Пернатого Змея. Жесты же Коатля-Турара явно показывали бога, привычного Муц. И с того самого момента, когда оба божества обратили на него свой взор, Канге понял, что он не сможет прекратить эту битву. Хотя сейчас они приняли один облик, но он понимал, как чужды они друг другу. Возможно, в этом и было дело. Канге не чувствовал, чтобы в Новом Божестве было больше зла, чем в Тураре. Но он представлял собой другой путь, который сейчас был чуждым Муц, следовавшим за одним божеством в течении многих поколений.
И душа Канге, также, уже много поколений стремилась к сохранению баланса миров живых, духов и мертвых. И сейчас он верил, что Новый Бог разрушит баланс своими дарами. Новый Бог был уверен в себе, к нем не было мудрости Коатля-Турара, иначе он не пожелал от шамана такого жеста против божества, которому тот служил уже шесть тысяч лет.
Приняв решение, Канге повернулся к Коатлю-Загадке. Смотреть на него было все равно, что смотреть на солнце, ставшее вдруг в два раза больше и ярче привычного. Выступить против него было немыслимо. Не выступить против него было невозможно.
Издав боевой клич Муц, Канге взмахнул правой рукой, которая на глазах начала удлиняться, становясь похожей больше на растущий из плеча хлыст, чем на человеческую конечность. Замахиваясь, шаман еще сильнее сжал свою левую руку, погружая пальцы плоть, цепляясь за память собственной крови, удлиняя и эту, оторванную в бою, конечность.
Этим хлыстом, сотканным из собственной плоти, он и нанес удар по громадному Солнцу, по Новому Богу, по Коатлю-Загадке.