|
|
Выдержки из личного дела ЧИМЗ-055 Подготовлено для полулегата XVI Разведывательного Легиона Мита алатом Кейдой из Двудневицы 10069 год...И оба сошли где-то под Таганрогом Среди бескрайних полей, И каждый пошёл своею дорогой, А поезд пошёл своей. (Машина Времени)
Видевший глубоко и разочарованно вздохнул. Который раз уже господин ректор то намекал, что всё в руках гоблина, то, напротив, утверждал, что мнение того ничего не значит и решать будут люди, и, очевидно, в вопросе с артефактником Щукой просто посмеялся над ним. Ну, настало время, как говорили землепашцы, "брать вола за рога", и приступить к последнему штурму входа в университет. – Гоббог не выдуман, – с решительностью в голосе сказал он, – а вера не помеха рациональному мышлению. Вы можете дать альянсу рекомендации насчёт меня или просто, извините за выражение, тянете время? Потому что в таком случае мне сложно осознать, что я вообще тут делаю. - Вера - не помеха рациональному мышлению. Однако, я говорил не о рациональном мышлении, а о рациональных действиях, - напомнил ректор. - И, как я могу наблюдать на Вашем примере, вера - это помеха именно рациональным действиям. Ведь именно вера, если я правильно понял, препятствует тому, чтобы Вы поступали наиболее рационально: избавились бы от иномирской сигнатуры, приобрели бы человеческое тело и Имперское гражданство и далее - как полноправный (и полнообязанный) гражданин Империи - обучались бы магии. Впрочем, возможно, вера - это прикрытие, а истинная причина Ваших столь нерациональных действий кроется в чём-то ином. Это дело Ваше, господин Гоб. А моё дело - наблюдать, учиться и обучать других. И именно этим я в данный момент и занимаюсь, хотя Вам представляется, что я "просто тяну время". Дагарт усмехнулся. - Что же до того, что тут делаете Вы, - так это Вы же ко мне пришли, а не наоборот. По крайней мере, пока. Хотя, как известно, всё это может в любой момент измениться. Вам чудится противоречие в моих словах? На самом деле никакого противоречия нет: если Вы будете действовать сами - всё будет в Ваших руках, а если Вы предпочтёте, чтобы за Вас действовал кто-то другой, - за Вас всё решат другие. Пока Вы предпочитаете, чтобы за Вас решала Ваша религия, - вот и не удивляйтесь, что от Вас ничего не зависит. Что же касается Вашего стремления попасть в университет, то, прошу Вас, объясните мне, наконец, зачем Вам это нужно? Изучать магию? Но магия - не цель, а средство. Должна быть какая-то конечная цель, ради которой Вы стремитесь изучать магию в университете. Так что же это за цель?
– Хорошо, пожалуй, вы меня раскрыли, господин ректор, – гоблин отвесил до издевательства низкий поклон. – Вера действительно не запрещает мне переселения в человеческое дело - такой заповеди просто не существует, так как в нашем мире невозможно и сотворить такое! Но вера - не просто набор туманных предубеждений, это набор принципов, которым мы должны следовать самостоятельно. Теперь я не буду скрывать - решение оставаться гоблином является моим и ничьим другим. Иначе, при всех расписываемых вами достоинствах при переселении душ - я просто перестану быть самим собою. Второй же вопрос, – Видевший тоже усмехнулся, – вы упомянули шанс вступления в маг-академию буквально пять минут назад, хотя я уверен, часы неловкости указывают как минимум неделю. Я просто не успеваю задуматься о возможности такой карьеры, поэтому прошу о возможности подумать хоть минуту. Он прошёлся по кабинету туда и сюда, периодически задевая каждый раз звякающим мечом о предметы мебели. Несмотря на весь источаемый (обоими) сарказм, Дагарт сумел надавить на какую-то струнку в душе гоблина. Он остановился и произнёс: – Биоалхимия. Видите, я ростом с ребёнка вашей расы, но если попросите проверить, окажусь гораздо сильнее такового. Это проклятие, подцепленное путём смешивание моей крови с кровью чудовищ моего родного Мира. Для того чтобы не умереть, мне требуются всё новые дозы - а в том, что подходящие монстры найдутся в вашем, шансы невелики, если есть вообще. Обучение в вашем университете могло бы найти замену, спасти мне жизнь и при этом сохранить те преимущества, что она мне даёт. Это - достаточная цель для того, как буду образовываться? "Потому что учить вас - моя вторая цель", чуть было не добавил он вслух. Вряд ли, очевидно, учитель многих боевых магов одобрил бы открытие порохового оружия.
- Чепуха, - безапелляционно отрезал Дагарт в ответ на "перестану быть самим собою". Видимо, этот человек был весьма далёк от таких понятий как "тактичность", "деликатность" и "компромисс". - Тело - всего-навсего оболочка, коробка, ящик, футляр, подсвечник. От того, какой подсвечник, ничуть не зависит то, что за огонь горит в нём. Если обстоятельства сложатся так, что Вы застрянете здесь, в Лиэне, надолго, господин Гоб, то Вам, полагаю, будет небезынтересна история некоего алáта Эррила Ворона. Этот человек был убит во время разведывательной операции, затем ему создали новое тело - дарлиэнского единорога; в таком виде он (уже как дарлиэнец, подмастерье Ган-Кор) добился заключения того самого альянса, о котором я уже несколько раз упомянул... А будучи человеком он бы этого альянса не добился никогда. И затем уже, когда всё было сделано, ему подготовили вновь человеческое тело и перекинули его сознание туда, так что в настоящий момент он вновь имперец и человек. Разве алат Эррил Ворон потерял себя, когда стал подмастерьем Ган-Кором? Разумеется нет. Он просто шёл к своей цели единственным возможным путём. Впрочем, вы, вероятно, ещё слишком молоды и слишком любите своё тело, чтобы это понять. Ничего, поймёте потом. ...Кстати, об альянсе. Уверяю Вас, господин Гоб, магии Вас обучат и в Дарлиэне, и в Лингу... и в этих странах - даже скорее и с гораздо большим усердием, чем в Империи. Империя уже нахлебалась иномирцев по ноздри. Здесь не будут учить магии того, кто не надёжен. А Лингу и Дарлиэн в этом смысле ещё практически девственны! Они ещё не поняли, не осознали, что такое иномирец. Ректор усмехнулся и вдруг, задумавшись на секунду, посерьёзнел так, как ещё ни разу на всём протяжении разговора. Он заглянул гоблину прямо в глаза и очень раздельно произнёс: - Господин Гоб. Вы осознаёте, что эта Ваша особенность - рычаг ко всем Вашим действиям? Он сцепил пальцы в замок и поднёс к переносице, продолжая изучающе не отрываясь смотреть на гостя поверх костяшек. - Да с Вами можно сделать что угодно. Предоставить Вам это Ваше чудовище, а пока Вы будете с ним сражаться ради удовлетворения своих наркоманских потребностей - перенаправить Ваше стремление к уничтожению - на стратегического противника. А Ваш иномирский потенциал довершит всё остальное. Можно запросить с Вас любую цену - за сохранение Ваших преимуществ (в чём они заключаются, кстати?) вкупе с избавлением Вас от риска. Можно Вас просто тупо шантажировать. ...Какие широчайшие возможности... Дагарт помолчал, продолжая смотреть на пришельца, но словно бы даже и не видя его. - Господин Гоб. Вы должны как можно скорее встретиться с господином Лэйдисом Лотосом. Это полулегат имперского медицинского корпуса в составе Шестнадцатого разведывательного легиона. Убеждён, что Кейда доставит Вас к нему без промедлений. Необходимо как можно тщательнее и подробнее обсудить с господином Лотосом Вашу особенность.
– Огонь та может и не изменится, – огрызнулся Видевший, – а вот если затолкать в футляр живое существо, оно прежним уже не будет. Сломанные кости да перекрученные нервы помешают. Даже отрезать конечность - уже навсегда останется чувство "призрачной руки". А что касается переселения в... стойте, у вас сохранились единороги? Эта новость нешуточно удивила маленького варвара. Услышать как человек обращается единорогом и обратно, переходя таким образом грань смерти, да вдобавок как ни в чём ни бывало ведёт в таком виде дипломатические переговоры, было для Видевшего немалым шоком. В своё время он прочёл немало книг о монстрах и был прочно убеждён, что это остатние байки эльфов. Серьёзно - волшебные существа, привлекаемые девственницами, и чей рог предохраняет от яда? Не говоря уже о добром нраве - чудовища, как правило, какими бы изменениями ни обладали, не имели разума совсем. Поэтому единороги, наряду с драконами, оставались созданиями мифическими. Отряхнувшись от потока новой информации, как собака, всем туловищем, он произнёс: – Ну, вы правы. Вернёмся к этому позже. Насчёт же моей "самой важной особенности" - если вам нравится этот уродский человеческий нос на своём лице, просьба воздержаться от называния "наркоманом", – чтобы взвинтить Видевшего, вообще многого не требовалось. – Я сумею сдержать волею своё Проклятие, и даже то, что я вам уже про него рассказал, даёт рычаг влияния на меня от вас. Насчёт медецинских же показаний - лучше мне и правда поговорить с вашим полулегатом, так как в двух словах объяснить ничего не успею. Только вот неловко звать Кейду всякий раз, когда мне понадобится кучер. В голове гоблина пока прокручивалась мысль, которую он немедленно озвучил: – И в чём же всё-таки для вас столь большую опасность предоставляют пришельцы-люди из иного мира? Допустим, каждый из них владеет "тайными искусствами", как их мелодраматично называют наши заклинатели. Так в ваших государствах разве не хватит волшебников, чтобы заблокировать их магию? Если великие воины, разве на вашей стороне не армии, плюс мирные жители, всегда готовые сообщить о необычно одетых индеквидах? А если не так и то, и другое, в чём вообще смысл носится с иномирцами как с полною пороха калебасой?
В ответ на сентенцию про "нос", "лицо" и "наркоманов" Дагарт откинул голову и совершенно искренне расхохотался. Отсмеявшись, он уронил лоб в левую ладонь, правой рукой опять подхватил свой коньяк и, продолжая время от времени вздрагивать от тихого смеха, проговорил: - Вы бы сперва научились сдерживать свои эмоции, господин Гоб. Я уже говорил Вам об этом, - напомнил он. - Что-что? В чём опасность иномирцев? Главным образом, в их тупости. Щука ведь показывала Вам памятник тупому иномирцу? Вы должны были проезжать мимо. Этот памятник воздвигнут не просто так, господин Гоб. Способов блокировать тупость - у нас, увы, ещё не придумали. Быть может, это Ваша стезя, господин Гоб, - и ректор поднял бокал, посчитав сказанное отличным тостом. - Идите. Идите и учитесь. ...Алат Кейда! Выдержки из личного дела ЧИМЗ-044 Подготовлено для легата XVI Разведывательного Легиона Ундитара Зверобоя декурионом Эрром Вороном 10069 годХвостом помахивала. Рыжий ребёнок. Пришла весёлая, стала в стойло. И всё ей казалось — она жеребёнок, и стоило жить, и работать стоило. (В. Маяковский)
- Кто ты? - Я здешний ворон. (А.С. Пушкин, "Русалка")
- Минуточку! - изумлённо воскликнула Катерина, уже и не думая о том, что сказанное так громко может ударить по несомненно чутким ушам лежащего у неё на коленях зверя. - Вы сказали: единороги?! У вас - единорогов?! Эхм... - Катя поперхнулась в удивлении и тут же сбавила обороты. Нет, она и до этого не кричала, но удивлялась довольно громко. - И что-то мне подсказывает, что это название вашего вида, а не какая-то организация, ведь так? Взор её глаз цвета тех самых хвойных лесов, которых поблизости видно не было, устремился на Лэна, изучая лицо спасителя, покрытое тем самым пушком, который она заметила, но не придала ему слишком большого значения. «Пушок... почти как шерсть, только очень-очень короткая... А ещё его глаза... точно! Они ведь как у лошади - почти без белка! Но единороги? Да быть того не может!» Несмотря на явное отрицание в мыслях, в действительности Катя допускала, что такое возможно. В какой-то сказке она слышала про единорога, обратившегося прекрасным юношей. Правда, уже хоть убей не помнила в какой. - Простите, - вдруг до неё дошло, как эта реакция может выглядеть в глазах Лэна, и девушка смутилась, - я просто удивилась, ни в коем случае не хочу как-то вас обидеть. Единороги... ну, в моём мире их по-другому представляют... в сказках и легендах, да. Надеюсь, вы не обиделись, правда? Мне очень любопытно... То, что вы не человек, это я поняла сразу, но что единорог... никогда бы не подумала. Удивление Кати было так велико, что всё остальное сказанное Лэном почти прошло мимо восприятия девушки. Он что-то рассказывал про артистов, живущих в городах, про нелюбовь единорогов к городам, про мастерскую... кстати, артисты ведь работают в мастерских? Как-то очень много на неё свалилось вот так сразу... она и шагу не успела ступить в этом мире одна, если не считать того неловкого бега к пещере, прерванного появлением этого красавчика-героя. Ну правда, откуда ей знать-то, где ей будет лучше? И почему скучно? Да тут, небось, на каждом шагу можно рот в удивлении разевать - не успеешь заскучать.
Лэн в ответ на изумлённые восклицания и вопросы девушки ничего не сказал, а только чуть улыбнулся и положил свою флягу на мешок-сидушку, - и в следующее мгновение на его месте вместо него стоял мощный светло-соловой масти единорог с белым длинным рогом и свисающей почти до копыт гривой. Одежды на нём не осталось - она вообще, похоже, исчезла; по крайней мере, внизу на снегу тоже не валялось ни куртки, ни рубахи, ни сапог-штанов. Шерсть Лэна была мягкой, шелковистой и слегка курчавилась в некоторых участках. Рог тоже покрывала шкурка, но ещё более короткая, чем на всём теле, напоминающая ту, что покрывала тело Лэна в "человеческом" виде. Зверюга, приоткрыв глаза и зыркнув в сторону трансформации, невозмутимо потёрлась мордой о коленки Кати: дескать, ну, единорог, ну и что? У нас тут и почудеснее зверюшки есть...
«А-а-а! Он превратился! Превратился-превратился!» - Ф-ф-ф... - нечто похожее на удивлённое фырканье или пыхтение, а скорее нечто среднее, вырвалось из сомкнутых губ девушки при виде этого дива. При этом она приложила ладонь к глазам, оставив между пальцами щёлочки, чтобы видеть единорога, и трагически покачала головой. - Теперь я ещё больше думаю, что это сон... Ладно! Она решительно убрала руку от лица, вернув её на голову зверя, и уставилась на Лэна-единорога уже во все глаза. Преобладала с большим перевесом одна эмоция - восхищение. Говоря по правде, лошади на Земле были Катиными любимыми животными... ну, может, после кошек. Умные и грациозные красавцы всегда были предметом её восхищения, и ей хотелось бы научиться ездить верхом (хотя зачем, Катерина и сама не знала), но как-то не довелось. А единороги были не просто лошадьми... это волшебные разумные существа. «Ах, я что, попала в сказку?» - Вот! - её рука поднялась от загривка большого кота и палец указал на единорога. - Вот так они и выглядят! То есть... вы, - Катя немного смутилась и опустила руку. Её глаза лучились восторгом. - Прелесть-то какая... Хотелось подойти и коснуться единорога, но девушку сдерживала лежащая на коленях звериная морда, да и, даже не будь её, она бы, наверное, застеснялась. Всё же это не просто разумное существо... это разумный Лэн. Неудобно как-то вот так реагировать. Ещё примет её за восторженную дурочку. Но сдержать эмоции было выше её сил, когда с ней такое происходит. «Он прекрасен...» - скользнула смущённая мысль. Катя всё же надеялась, что ей показалось и Лэн не читает её мыслей. Хотя ей и нечего скрывать.
- Я не обиделся, Катерина, - мягко зазвучал голос Лэна, но не вслух, а прямо в Катиной голове. - Вы извините, что я менталю. Я просто по-другому в такой форме не могу общаться. Вы меня можете потрогать, если хотите, мне будет очень приятно, правда... И Ваше восхищение очень приятно. Зверь неохотно поднял голову, позволяя девушке подняться, а сам завалился на бок, а потом - на спину, с видимым наслаждением потираясь спиной, загривком и затылком о снег.
- Вы таки читаете мои мысли, - укоризненно заметила Катерина, но было ясно, что она это в шутку, а не всерьёз. Почему-то в голову даже не пришло, что Лэн мог бы и не читать мыслей... Катя была убеждена, что он просто иначе не может. Как единорог, как волшебное существо. Наверняка для них мысленное общение почти так же естественно, как дыхание. - Да нет, зачем же извиняться? Понятно, что по-другому не можете. Это только в сказках животные... ну... единороги разговаривают, - она смутилась своей оговорке, но, кажется, Лэн понимал, что для неё происходящее непривычно и обидеть его она вот уж точно не хочет. Несколько секунд Катерина с улыбкой любовалась разлёгшимся на снегу зверем, освободившим её колени. «Подумать только! Неужели это всё правда происходит наяву? Нарния, да и только...» Раз уж Лэн был не против и сказал, что ему будет приятно, девушка встала с насиженного места - не с первой попытки, пришлось слегка побарахтаться на кресле-мешке с непривычки - и подошла к единорогу, глядя на него всё такими же восхищёнными глазами. Её ладонь неуверенно коснулась шеи существа, и пальцы зарылись в длинную густую гриву. Ощущения были непередаваемыми...
Лэн был очень тёплым. Катя ощущала это, ещё когда он нёс её сюда из снежной пустыни, но там это было как-то смазано всеми остальными навалившимся на девушку событиями. Теперь же, прикоснувшись к единорогу, Катерина явно почувствовала, что он словно мягкая печка - исходящее от него тепло окутывало и даже как-то убаюкивало, несмотря на морозный воздух вокруг. А он стоял и думал о том, как же всё удивительно складывается: он вернулся сюда, на край света, в мастерскую, где родился и вырос, где прошли лучшие годы его жизни, чтобы постараться забыть или хотя бы не думать обо всём том, что навалилось на него после оставления Дарлиэна, а в итоге именно здесь появилась иномирская девушка, всколыхнув в нём одним своим появлением целый пласт воспоминаний и чувств, которые - как ему думалось - никогда больше не потревожат его, если он никогда больше никуда отсюда не двинется. Но что-то во всём происходящем было такое, что придавало этим мучительно-болезненным воспоминаниям и ассоциациям лёгкий, щекочущий флёр сладкой неизведанности. Что-то, что самым краешком, едва-едва приоткрывало какие-то такие стороны жизни, которые казались Лэну навсегда закрытыми для него - просто по самому факту его происхождения.
- Нет, это не сон, - в его мысленном голосе звучала улыбка. - Или, по крайней мере, не Ваш сон, а мой.
Вот она - сказка, прямо перед ней, к ней можно прикоснуться... вернее, она уже её коснулась... Катя счастливо выдохнула. - Тёплый, - поделилась она наблюдением, уже чуть смелее проведя ладонью по шее единорога. «Интересно, что он сейчас чувствует... каково это для него? Так необычно. Он сказал, ему будет приятно...» - Ваш сон? А почему? Для вас это тоже необычно? - девушка немного удивилась. До этого Лэн не казался таким уж удивлённым её появлением, но, возможно, он просто хорошо прячет эмоции. И Катя не удержалась от желания обнять единорога за шею, хотя этот жест и вышел довольно робким и неуверенным, а оттого объятия были некрепкими. Всё же она понимала, что это Лэн, и что он может становиться человекоподобным. По сути, сейчас она за шею обнимала Лэна. - Хм... простите, если создаю неловкость, - она всё же отстранилась. - Какая форма вам ближе? То есть предпочтительнее?.. Наверное, мне лучше сесть. Она чувствовала, что сама смущена от такого вторжения в личное пространство чужого, незнакомого практически существа, даже не человека. Он был не против вроде бы, но всё равно она испытывала неловкость.
- Да, Катерина, это может показаться вам странным, - по мысленным интонациям Лэна по-прежнему казалось, что он улыбается, - но вообще для меня очень необычно, когда меня гладит иномирская человеческая девушка. Да и вообще девушка, если уж на то пошло. Да ещё и не просто девушка, а человеческая девушка... И не просто какая-нибудь человеческая девушка, а человеческая девушка из другого мира! Знаете, у меня далеко не каждый день такое происходит... Тут Лэн вспомнил своего отца. В мысли его, передаваемые собеседнице, проникли краешки этого воспоминания, и перед внутренним взором Катерины мелькнули невнятные образы другого единорога, такого же высокого, как Лэн, но очень жёсткого, сурового и пугающего для всех вокруг, кроме самого Лэна, для которого этот неприступный адафэрни с неподвижным, незрячим взглядом долгие годы был единственным родным существом в мире.
- Лэн, ав-э-тарн! - раздался окрик из мастерской.
Единорог шагнул назад, осторожно выбираясь из объятий Кати. - Это меня зовут... - смутившись, объяснил Лэн. - Я сейчас вернусь. То есть, не совсем "сейчас", но постараюсь поскорее. Не бойтесь, тут ведь с вами Медвежонок... И он, так и не вернувшись в человекоподобную форму, вновь скрылся за световой завесой пещерного входа. Выдержки из личного дела ЧИМЗ-058 Подготовлено для полулегата XVI Разведывательного Легиона Мита миллькурионом Эдной из Сладкой Заводи 10069 годНадоело говорить и спорить, И любить усталые глаза... Во флибустьерском дальнем синем море Бригантина подымает паруса. (П. Коган)
После похорон Ласа к завтраку почти никто не вышел. В южной гостиной за столом были только Лайсанэс Ворон и Альб. Верески и Куницы уехали к себе. Лэйдис Лотос отбыл в легионы. Лэн отправился обратно в Дарлиэн. Теперь, когда дом окончательно опустел, все стремились разъехаться, оставив здесь только женщин Воронов - дожидаться рождения близнецов: праздника, который перекроет трагедию, возможно, сможет даже заполнить разверзшуюся в душах пустоту, праздника, на который все вновь соберутся здесь: и Зверобои, и Лотосы, и Верески, и Куницы... Будут обсуждать новости и произошедшие за два месяца события, делиться мнениями и наблюдениями, решать, к чему больше склонностей у мальчишек, где им лучше служить, из каких родов брать невест... Можно будет заглянуть, наконец, в их глазёнки... Сейчас ни у кого не было сил думать об этом, потому что чёрный дерзкий взор Ласа стоял перед глазами у каждого. Теперь, когда он ушёл окончательно, когда стало очевидно, что никогда больше его голос не раздастся в этих стенах, никогда никто сюда к нему не придёт, когда его исчезновение стало не лежащим впереди будущим, а уже несколько дней тянущимся настоящим, - только теперь глубина потери стала явной и очень отчётливо ощущаемой. И все, кто мог, торопились уехать туда, где каждая вещь не будет напоминать о нём, где не станешь каждую минуту ждать, что послышится его смех или звук его шагов.
Эрр обнялся со всеми служанками, пожал руки слугам... Он ничего с собой не брал - армия предоставит всё, что ему потребуется. Он был в белой форме, и над лиловым кушаком отчётливо значилось: "XVI Эрр Ворон"; только при этом у него уже был и белый декурионский плащ. Когда показалась Татьяна, он поднялся на одну из двух приготовленных для них лошадей и, дождавшись, когда иномирка тоже сядет в седло, и помогающий ей солеец отпустит повод её коня, дал шенкелей лошади, и они двинулись по аллее к воротам и дальше, по Бульвару Пятерых, через центральный парк, к главному белогородскому военгупру, розовеющему в лучах поднимающегося солнца ажурным продолжением одного из городских холмов.
Перед порталом у Тати спросили, в каком качестве отправляется она в Тарн-э-Марэ, и Ворон ответил, что в качестве иномирки, желающей ознакомиться с государствами альянса. __________________________________________
Ворону уже указали, куда заселяться. Когда из портала появилась Татьяна, местные связисты только мимоходом ткнули ей направление: "Гражданским - туда", и больше не тратили на неё времени. Эрр накинул ей на плечи свой форменный плащ и отправился её проводить. Уже по пути в указанную сторону Тати почувствовала, как работает военная форма: под армейским плащом было тепло и сухо, уютно, несмотря на льющий дождь и идущий изо рта пар. То тут, то там отмечала она брошенные на Ворона любопытные взгляды десантников и десантниц, в которых отражалась искренняя заинтересованность и дружелюбное расположение - они смотрели на человека, который мог в будущем прикрыть их в бою, спасти жизнь или сам оказаться обязанным им жизнью... Те из них, кто обладал способностями к магии и мог рассматривать Эрра в магическом спектре, понимали, что пришёл очередной боевой маг или менталист связи, или гуманист-медик, который будет обеспечивать магзащиту им всем и который раньше других будет рисковать, так как первое, что происходит при атаке, - это выкашивание магов противника. И иномирка, шагая за Вороном, чувствовала это направленное к будущему сослуживцу молчаливое одобрение и невысказанную приязнь, которая всегда сближает даже незнакомых людей, оказавшихся по собственной воле перед общей непростой задачей.
...Меня ждало новое место. Столь желанная и жизненно необходимая для моего психического состояния смена обстановки. Возможность забыть о пережитом ужасе и посмотреть в будущее. Я так надеялась, что ничего страшнее чем то, что я уже пережила, не может произойти... ...И обстановка на самом деле разительно поменялась. Погодка конечно была так себе. Но всё остальное поражало воображение. Я, приподнимая капюшон для лучшего обзора, увлечённо глазела по сторонам. - А мне можно будет получить такой классный плащ? По пути сквозь лагерь я задавала вопросы: - Эрр, Вы ведь виталист. Вижу, что очень сильный. Вы можете мне поправить зрение? А научить первой магической медицинской помощи? Или может знаете кого, кто тут будет не против поучить меня азам витализма? И защитам? Вообще реально пройти какой-нибудь курс молодого бойца? Я бы прошла, если что-то такое есть и доступно.
На самом деле я уже не была против ни вступления в армию, ни дачи присяг. Самое страшное, чем меня пугал в свое время Эррилас, случилось само собой. Тайру не заставили плодить больше полуиномирцев, хотелось верить, что и меня не заставят. Единственное, чего не хотелось терять, так это свободы перемещения. Хотелось сначала вдоволь посмотреть Империю и вообще Лиэн, прежде чем идти чеканить шаг и выполнять приказы. И у меня на это как раз были как минимум ближайшие четыре года. Беременной и с мелким дитем при желании тоже можно путешествовать. Но перемещения даже по Империи пока упирались в то, что я не умею защищаться и слишком завишу от других, от их настроения, времени, желания помогать, отношения ко мне. И в то, что если сломаю, например, ногу в горах, то, может, её и починю, но с большой вероятностью неверно. Постоянно надеяться на кого-то другого было нельзя. Всегда может случиться неприятная ситуация, в которой я окажусь одна и никто мне не поможет. Или в которой кому-нибудь понадобится моя помощь. И надо быть к этому готовой и способной хоть что-то сделать.
- Когда спросили про цель... Она звучала верно, мне действительно это интересно, но с чего мне начать? Вы ведь всё равно не сможете быть со мной. Я с растерянностью оглядывала раскинувшееся вокруг армейское море. Оно было по-своему прекрасно, но слишком огромно. В нём было легко утонуть, и никто бы этого не заметил. Ещё было интересно, могу ли я здесь магить или надо искать кого-то с ключами доступа, как в Лисиной Норе. - Мы, получается, находимся в Дарлиэне? - Я припомнила карту, увиденную в кабинете Мита. - Отсюда есть возможность посмотреть потом что-то ещё в этом государстве, кроме военного полигона? В памяти всплыли слова Эррила про драконов и вал. Всё это было в Дарлиэне. И ещё всякие чудеса...
Эрр шагал вперёд, глубоко задумавшись. Он надеялся, что атмосфера полигона окажет на него своё целительное воздействие, но (может быть, как раз потому, что он всё время об этом думал) этого не произошло. Впрочем, за его спиной шагало живое напоминание, так что, может быть, и хорошо, что он не переключился сразу: после такого переключения напоминание было бы гораздо болезненнее. Хотя куда уж болезненнее... Целиком погружённый в свои мысли, виталист даже не сразу понял, что к нему обращаются. - Про плащ - нужно узнать у маркитанток, - отозвался он, помолчав. - Зрение поправить могу, конечно. И Тати сразу убедилась в этом. В первый момент ей показалось, что на ней просто мгновенно возникли очки. Но - нет. Никаких очков не было.
- Ого! Спасибо огромное! - голос мой дрогнул от восторга результатом, который в моём мире можно было получить только путём дорогостоящей и сложной операцией с тяжким отходняком. Я с ещё большим энтузиазмом глазела по сторонам. Но рассматривала уже не общую картинку, нет. Я рассматривала мелкие детали. Знаки отличия. Пуговки на форме. Глаза и черты мимо проходящих людей. Травинки и листики, если те попадались. Капельки, собирающиеся в ручейки на форме Эрра. С упоением читала все увиденные надписи. Всё то, что раньше было расплывающимися пятнами, сейчас стало предельно, нереально чётким. О, нет. Это не было как надеть невидимые очки. Разница между своим идеальным зрением и зрением, скорректированным путём посредников в виде очков или линз, огромна. Я чувствовала, как по щекам потекли слёзы радости...
- Научить - не могу, - продолжал тем временем Ворон, даже не замедлив шага. - Я не преподаватель. По поводу практической учёбы здесь - поговорите с командованием... А по поводу Дарлиэна - с местными единорогами, - рассеянно закончил он.
Палаточный лагерь кончился. Впереди тянулось морское побережье, и крупные золотистые песчинки, усеивающие его, поблёскивали под дождём, словно россыпь бисера. Здесь было что-то вроде сказочного деревянного городка: небольшие одно- и двухэтажные домики на четыре или восемь квартир, с отдельными крылечками и крохотными верандами для каждой. Они напоминали чудесные теремки. Домиков этих было не меньше десятка; может, и больше, но остальные терялись за дождевой пеленой. На некоторых верандах и в окнах виден был приглушённый свет лампы, некоторые были темны. Эрр показал Татьяне узоры на резных дверях, кое-где складывающиеся в имена, а где-то - образующие просто растительный орнамент. - Выбирайте любую незанятую квартиру и располагайтесь... По Вашим имперским татуировкам на двери появится Ваше имя... через час Вашего пребывания там. Так что можно походить и повыбирать. Я завтра зайду за плащом, не беспокойтесь. Доброй ночи.
- Доброй ночи, - задумчиво повторила в удаляющуюся спину. Я видела настроение Эрра. Но это уже не вызывало каких-то прежних переживаний, мук совести, чувства вины, суматошных мыслей по поводу того, как это исправить. Только грусть и сочувствие. Да, я понимала, что я для него, скорее всего, болезненное напоминание о брате. И о том, что было между мной и братом. И о том, чего не случилось между нами. В первую очередь конечно о Ласе. Но в конце концов в его воле было честно ответить на мой вопрос. И больше меня как минимум до рождения близнецов не видеть. Сделал другой выбор, дал другой ответ, дал возможность мне сюда приехать... Это уже не моя вина. Нечего было вообще об этом речь заводить в ту роковую ночь. Насколько бы легче было всем троим. Но что есть, то есть. Да, грустно. Да, больно. Ну так мне тоже. Разве это кого-то беспокоит. Я зашла в первый попавшийся домик. Повесила плащ сохнуть. Положила рюкзак на пол. Осмотрелась внутри. Выдержки из личного дела ЧИМЗ-062 Подготовлено для полулегата XVI Разведывательного Легиона Мита миллькурионом Эдной из Сладкой Заводи 10069 годКак мне вытравить хотелось За чертой черту: Робость, глупость, мягкотелость — Словом, доброту! Я бы стал в юдоли оной Прочим не чета: Умный, смелый, непреклонный — Словом, сволота. (Е. Лукин)
Лойнис поднесла ладонь ко лбу - какое-то очень печальное и болезненно-свежее воспоминание опять её расстроило. Она подняла голову, чтобы вкатить обратно выкатившиеся-таки слёзы, и продолжала торопливее и сбивчивее: - Один молодой человек, с которым я недавно здесь познакомилась... он отбывал здесь... в общем, не важно. Я хочу сказать, что ему довелось напутствовать одну иномирку, и он ей так сказал: "Помните, что здесь всегда был ментализм и никогда не было христианства". Что такое "христианство" - я не знаю, но мне кажется, Вам может многое дать эта формула, потому что у этого молодого человека... потому что этот молодой человек был воспитан иномиркой, Тайрой. Она живёт здесь уже почти двадцать лет. Она стала любовницей одного человека по имени Эррил Ворон. И у неё родился от него сын примерно в то же время, когда и жена господина Эррила Ворона тоже родила сына. И эти два мальчика росли вместе и воспитывались и Тайрой, и госпожой Ворон. И вот как раз один из них и сказал вот эту формулу - про ментализм и "христианство". Священница, помаргивая, чтобы стряхнуть остатки слёз, посмотрела прямо в глаза Марии, от всей души надеясь увидеть в лице гостьи понимание и, может быть, даже свидетельства полезности этой загадочной для Лойнис фразы.
Приметив, что в процессе беседы священница почти допила амброзию, называемую здесь по-простецки вином, Маша, не чинясь, подошла и наполнила ей бокал, а потом уж и себе плеснула. Не захочет темноволосая леди пить больше – не будет, на коли желание будет – пожалуйста. Да, это Лойнис здесь хозяйка, а она – даже не приятельница, да и не юноша, которому быть на разливе сам Бог велел, но так что же, сухими длить беседу такую? И без того в мозгах раскардаш только начал успокаиваться! К тому же вино не водка, с пары бокалов никто не улетит. - Действительно, - тряхнула головой девушка, - давайте не будем излишне часто нырять в подобные, не самые приятные, как я вижу, для вас глубины. Вернемся, как у вас появится желание вновь узнать нашу неприятную иномирянскую подноготную, пускай и в исполнении не эксперта, а дилетантки-верхоглядки. И поверьте, отмахнулась она, - меня вы ни в коей мере не обижаете и не задеваете: чай я казачка, а не ранимый цветочек чи хрустальная, как ваза, особа. Брешут, конечно, что правду всегда говорить легко и приятно, но уж страдать от того, что мы таковы, какие есть, я не намерена, видит Бог! А этот ваш Валерий… Да не берите вы в голову! Мужики – они всегда несколько зациклены на своей парадигме и своем я, и если в это ткнуть, нередко начинают, забыв о том, кто здесь девушка, лаяться и кусаться в ответ. Защищаются от угрозы, ага, даже если она мнимая. – С насмешкой Маша отмахнула рукой. – Я ж и сама была несколько, хм, взвинчена, и не совсем удержала себя в руках, за что прошу пардону. А он не смог, вот и сорвался. Плюньте и забудьте! А мы… Ну, уж такие мы. Кто-то обижается, а кто-то просто по-иному на мир смотрит. – Прикрыв веки, она припомнила: Как мне вытравить хотелось За чертой черту: Робость, глупость, мягкотелость — Словом, доброту! Я бы стал в юдоли оной Прочим не чета: Умный, смелый, непреклонный — Словом, сволота.
Разливаясь глухарём, казачка и не заметила и не услышала поначалу, что то ли услышанное, то ли вспомненное довело собеседницу до слёз. А обернувшись случайно и заметив, как драгоценными бликами отражается огонь в крупных жемчужинках слёз, осеклась на полуслове, бросила недокуренную сигарету в жерло, резко поставила на каминную полку жалобно звякнувший бокал и почти подскочила к Лойнис, опустившись перед ней на колени. Не как унижение или извинение – просто нависать над плачущей сверху было бы просто форменной глупостью. Те, кто довлеют сверху, ни хрена не успокаивают – уж это-то она по себе знала. Взяв кисть Лойнис в тепло своих ладоней, она мягко улыбнулась священнице и тепло посмотрела в её глаза снизу вверх: - Лойнис, Боже мой! – слова были несколько суетны. – Простите, что натолкнула вас на горькие мысли! А давайте… давайте не плакать и вспомнить что-то хорошее! Вот что самое красивое вы видели в природе? Ну, может, не самое, о одно из самых? Я – ночь в майской степи вдали от городов. Бархатный полог неба, такого близкого, что можно руками потрогать, с серебряными гвоздиками звезд, луны молочно-жёлтый диск огроменный, и бескрайняя шелестящая ковылём степь. Ни огонька, ни самолетов, ни машин, ничего: и только где-то там, вдалеке, небо сливается с землёй и ты чувствуешь, что лежишь будто в чьих то-нежных ладонях. Под боком мелодично журчит ерик, сверчки какие-то поют, а ты, хоть и одна на яре, чувствуешь себя не одинокой, а единой со всем миром. Малой его частью – но родной!
- Ох... самое красивое... в природе... - рассеянно повторила Лойнис, пытаясь одновременно и более или менее собраться и перестать плакать, и сообразить, что из всего, что пришло ей в голову, можно считать самым прекрасным, и до кучи не зная, как выразить благодарность Маше за её тёплую заботу. - Нет-нет, что Вы, это не Вы меня натолкнули, это я сама. - Священница прерывисто вздохнула. - Когда живёшь в разведке, поневоле то и дело будешь сталкиваться... Самое красивое... Самое красивое, что я видела в природе, это одна озёрская девушка... - задумчиво проговорила Лойнис, в мельчайших подробностях припоминая вставшую перед внутренним взором картину. - Знаете, она была не татуированная, а это такая редкость для озёрок... Они все прекрасны, но тут ещё и без татуировок... Я тогда ещё не жила здесь, а была священницей в станице Золотницкой. И мы ходили с этой озёркой купаться. Ох, Маша, мне казалось, что все боги мира собрались и создали вот такую красоту! Это был просто живой идеал! Даже не верилось, что природа может сделать такое совершенство! Казалось, что это чьё-то изваяние ожило... Вот это самое прекрасное, что я видела в природе, - просто закончила Лойнис и посмотрела на Машу своими огромными влажными глазами.
Грея теплом рук изящные пальцы печальной девушки, Маша слушала её и поражалась, как безраздельно, как искренне та любит людей. Сама казачка, попроси её вспомнить даже не что-то одно, а целую плеяду красивого и интересного, ни в жизни бы не назвала хоть какого-то человека. Природа, здания, картины, статуи – всё могло найти отражение в словах девушки, но непосредственно сами люди оказались бы там только в разрезе тех или иных ситуаций, с ними случившихся. И персона конкретной личности была бы здесь делом десятым, интересной ровно настолько, насколько на произошедшее повлияло. Сама ситуация была интереснее, и Машенька даже представить не могла, что кто-то будет искать красу и интерес в других. Что же, она ошибалась – и это заставляло еще больше уважать Лойнис, несмотря на все беды не разочаровавшуюся в человечестве. Чуть склонив голову на бок, казачка смотрела из-под упавшей чёлки на то, как священница вспоминает о безвестной озёрке. В глубине огромных прекрасных глаз вместе с никуда ещё не ушедшей болью плескалось чистое, светлое тепло: словно солнце выглянуло из-за дождливых туч. И всё же капель слёз не заканчивалась. Что бы ни говорила Лойнис, тяжесть в груди у неё никуда не пропала. Можно было просто поплакать рядом о своём, ища одного на двоих утешения, можно было гаркнуть «не канючь и соберись», загнав на время эти прозрачные капельки вглубь души, но сердце девушки шептало, что нужно иное – и священнице, и ей самой. Вздохнув и на миг смежив веки, представляя в красках себе рассказанное, Маша, опершись на спинку кресла, приподнялась и порывисто обняла собеседницу, прижав к себе и пытаясь подарить успокоение единственным, что могла. Простым человеческим теплом. - Это и вправду красиво, наверное… И в разы лучше, чем то, что творим… вытворяем я и мне подобные, чуждые этому миру, но все равно меряющие его своим аршином с самоуверенностью колонизатора. Я вижу, вы не держите на нас зла – но всё равно простите за ту боль, что мои соотечественники причинили вам… Лойнис сползла с полукресла на пол к Маше, тоже обняв иномирку и прижавшись к ней, словно к надёжному и неиссякаемому источнику защиты. Она хотела что-то ответить, и даже слегка помотала было головой, протестуя против слов про причинённую иномирцами боль, но всё происходящее так её, с одной стороны, растрогало, а с другой, - вызвало настолько болезненные воспоминания, что священница не стала сдерживаться и, ещё сильнее прижавшись к Маше, выплакалась наконец вволю. - Нет-нет... - дрожа, всё-таки заговорила Лойнис, когда самый сильный шквал пронёсся и утих. - Больше всего боли-то как раз было не от иномирцев... Иномирцы просто... Я одного только знаю иномирца, который сознательно... Нет, это всё не то, что я хочу Вам сказать! Я хочу сказать... - священница подняла глаза к заросшему лианами потолку, чтобы немного прийти в себя и собраться с мыслями. - Я хочу сказать, - размеренно и тихо продолжила Лойнис, - что лиэнцы и сами очень успешно причиняют боль друг другу. Вот этот мальчик, про которого я Вам сейчас рассказала... его повесили позавчера, и иномирцы тут совсем ни при чём. Я из-за этого и расплакалась, простите, пожалуйста... Лойнис, извиняясь, вновь посмотрела на Машу. - Я хочу сказать, что иномирцы - настолько сильные маги, что, может быть, кто-нибудь из вас мог бы найти способ, чтобы вообще никто никому не причинял зла, понимаете? В Лиэне не нашли такого способа за десять тысяч лет. Но иномирцы, может быть, найдут... Маша, есть такая станица - Овражья. Там живёт человек по имени Лупп. Это он убедил меня в том, что только иномирцам под силу прекратить всякие войны и всё зло в Лиэне. Я не знаю, прав он или нет. Я просто подумала сейчас, что хорошо бы Вам это знать тоже... Укрыв плачущую в кольце рук, будто пытаясь оградить её от жестокого мира, Маша лёгкими, лебяжьими касаниям гладила склонённую головку, пропуская меж пальцев вороново-чёрные прядки, шелестя успокаивающим шёпотом: - Ну-ну-ну… Чу-чу-чу… Будет тебе… Мир штука такая, несправедливая. – казачка и сама всхлипнула, чувствуя, как увлажняются глаза от жалости к этой девушке с большим трепетным сердцем. – Я знать не знаю, как у вас тут происходит, но у нас на земле правду сыскать непросто, если вообще можно. Судьба, значица, у нас такая, жить да смотреть, да видеть всё это, понимая, что те, кто почерствее, давно мимо прошли, пожав плечами. Это проклятье такое, или благословение – оставаться до конца человеком. – Девушка вздохнула судорожно, пряча нос в густых волосах Лойнис. – Не знаю, как и почему умер тот мальчик, но у меня дома верят, что душа чистая да невинная, да пускай и запутавшаяся, уходит от нас в другой, лучший мир: к престолу Господнему. И дай Боже, чтобы в посмертии мальчику этому было тепло, светло и спокойно. Пускай он только гармонию и счастье знает там. А тем, кто ещё жив, доля такая – знать да страдать. И помнить: потому что покуда помним мы, они живут в сердце.
Можно ли считать Эрриласа Ворона - "душой чистой да невинной"? Наверное... хотя, какая уже разница? Нам действительно остаётся только не забывать. Священница отстранённо задумалась над этим, непроизвольно тоже поглаживая Машину коленку в ответ и постепенно успокаиваясь, да и слёзы уже закончились, все вытекли, остались только судорожно-прерывистые сухие всхлипы, время от времени сотрясающие хрупкое тело Лойнис, так что она коротко и слабо вздрагивала в объятиях казачки. Выдержки из личного дела ЧИМЗ-027 Подготовлено для легата XVI Разведывательного Легиона Ундитара Зверобоя алатом Иллардисом 10057 годКто не верил в дурные пророчества, В снег не лёг ни на миг отдохнуть, Тем наградою за одиночество Должен встретиться кто-нибудь. (Владимир Семёнович)
Мечи в ножнах не замедлили появиться в руках декуриона. Орилиси с любопытством наблюдала, слегка приоткрыв рот и улыбаясь тому, как Дэн напоминает сейчас своими действиями какого-нибудь шамана. - Ни-ни, не надо ничего моего призывать, - помотала она головой, когда мечи появились и стало ясно, что теперь очередь за её вещами. - Пускай тут остаётся. Оно отсюда никуда не денется, а там будет мне всё время напоминать о том, как без тебя было плохо. Не хочу об этом вспоминать.
Они двинулись по мосту прочь от древних стен, вырезанных в скалах. Вокруг, кружась, падали снежные хлопья. Безветренный густой снегопад скрывал от взора всё, лежавшее за пределами пятидесяти шагов, так что довольно быстро Дэн и Орилиси потеряли из виду монастырь и остались посреди беззвучного белого пространства, где только две цепочки их следов указывали на то, что есть что-то ещё за пределами этого белого ватного безмолвия. Да и следы эти быстро растворялись под мягкой пеленой снежных хлопьев.
- Мы, похоже, прямо в снежной туче, - заметила морянка. - Красиво это, конечно, и удивительно, но я всё-таки больше люблю солнышко. И тёплое-тёплое море. Ну, или хотя бы речку... Хотя... нет, - поразмыслив секунду, констатировала девушка, - никаких речек. Только море. Сейчас доберёмся до тебя, осмотримся, обживёмся - и рванём в Белый! Слушай! А... надо ведь... м-м... мы ведь сейчас поженимся, когда будем дома, не так ли? А в Белом тогда можно будет заглянуть к моим родным... Тысяча! - воскликнула Орилиси, впечатывая сапожком в снег последний шаг, которые она, оказывается, всё это время считала про себя.
Денис и сам себе напоминал какого-то шамана или фокусника - трудно вот так сразу было привыкнуть, что он может силой мысли творить чудеса. Для этого понадобится какое-то время, и юноша даже не был уверен, что когда-нибудь вообще привыкнет к этому. Вот те же стаканы с водой - откуда они вообще взялись? Земная наука утверждает, что существует закон сохранения энергия: если в одном месте что-то прибыло, значит в другом месте столько же убыло. Денис хотел узнать об этом больше, но это была та информация, с которой можно повременить. Сейчас были вещи важнее изучения теории магии. - Раз они тебе напоминают о плохом, тогда не буду, - задумчиво отозвался парень, прилаживая ножны на место.
Шаг за шагом они уходили от стен монастыря в глухую белую пелену, словно бы намекавшую им о том, что их жизнь с этого момента начинается с чистого листа... ну, отчасти, события прошлого-то никто не отменял, равно как и их последствия. Денис шёл, обняв морянку, чтобы ей было теплее, укрыв плащом себя и её. Последний раз Дэн оглянулся на древний каменный мост, по которому ещё недавно шёл в монастырь к Орилиси. Красивая архитектура... зимний пейзаж из тех, что так и просятся на полотно живописца. Вскоре они шли уже через белую пустоту, и только их следы на снегу, шедшие ровной цепочкой, напоминали о направлении. Хоть бы снегопад не замёл их моментально, иначе так можно и заблудиться. Ведь Орилиси, может быть, придётся возвращаться в монастырь, если телепорт сработает только в одну сторону или сработает неверно и занесёт Дениса куда-то не туда, куда он планирует. Но у парня почему-то была уверенность, что если он вообще сработает, то как нужно ему. Главное, правильно составить «запрос», куда ему нужно. - Тысяча? Ты считала? - Денис весело рассмеялся и обнял её крепче, совсем не желая отпускать ни на минутку. Слова морянки про женитьбу его немного смутили, но виду он не подал. - Природа бывает красива в самых разнообразных проявлениях, но я тоже больше люблю тепло... Мы обязательно поженимся, я этого очень хочу и счастлив, что ты тоже этого хочешь. Но разве у вас не принято сначала... ой, видишь, я тоже по привычке говорю «у вас», - он снова рассмеялся, - ну, в смысле, разве не нужно сначала познакомиться с твоими родными, чтобы получить их одобрение, благословение и так далее? И разве ты не хочешь, чтобы они были на нашей свадьбе?
Забавно, про себя подумал Дэн. Ему даже не нужно было делать ей предложение. Особенности менталитета местных? Те самые, про которые говорил Даниил? Если любишь, то женитьба - естественное развитие отношений? Конечно, он бы хотел красиво сделать Орилиси предложение... но уместно ли это здесь? Хм, надо будет об этом подумать. А может, просто её спросить? Почему нет? - Может, прозвучит глупо... - неуверенно начал он. - В моём мире есть традиция. Если парень с девушкой встречаются и уже готовы оформить отношения... в смысле жениться, то парень делает девушке предложение руки и сердца, а она, если тоже готова, отвечает согласием... ну, или отказывает, если не уверена... или просит время подумать... А у вас как это обычно делают? Мы вот с тобой о женитьбе заговорили, хотя я ведь ни о чём тебя не спрашивал, а ты не соглашалась, но мы знаем, что мы оба согласны... Не замёрзла? - закончил Денис неожиданным вопросом.
- Считала, а как же... У-у-у... - Орилиси озадачилась вопросами Дэна, сообразив, что вообще-то она никогда прежде не задумывалась над большей частью того, о чём он сейчас спросил. - Не-не, не замёрзла, всё хорошо... - рассеянно отозвалась она. - Даже очень-очень хорошо! - рассмеялась морянка и коротко обняла декуриона. - М-м-м... У нас обычно, знаешь, вот прям такая сва-а-а-адьба-свадьба, - девушка сделала круглые глаза, - чтобы там прямо вся родня была - такое только у благородных бывает. У них там вообще чуть что - куча народу сбегается. Они и на рождение детей собираются всей толпой, и на всякие там ещё какие-то свои церемонии... А, ну, на дни рождения... На заключение всяких договоров... - задумчиво припоминала и перечисляла морянка. - Ещё обычно у восходянцев чуть что - тоже сразу собираются всем селением; там уже не только родственники даже, а вообще просто все подряд, кто мимо шёл, - Орилиси снова рассмеялась. - У морян вообще-то тоже раньше свадьбы прям праздновали... ну и сейчас многие тоже, по традиции... Потому что морян - не очень много, это самая малочисленная людская раса, поэтому каждая свадьба - было целое событие. Меня, кстати, могут и пожурить за то, что я не за морянина выхожу, - улыбнулась девушка. - Правда, вряд ли. Меня уж давным-давно повычёркивали; ещё когда я с Лэдом была. Ясно, конечно, было, что Лэд на мне не женится... - задумчиво добавила Орилиси, - но всё равно. В общем, никто меня, конечно, ругать не будет. Уж забыли все давным-давно про меня. Так-то вообще обычно если людям хорошо друг с другом - то само собой что они поженятся когда-нибудь, - морянка весело пожала плечами. - Просто решают, когда. Ну и иногда ещё обсуждают, где, если это как-то важно. "Руки и сердца"? - Орилиси эта формулировка показалась такой забавной, что она опять заливисто рассмеялась. - Предложение руки и сердца? А всё остальное не предлагается? - она опять сделала большие глаза и с деланной тревогой взглянула на Дэна. - А как же тогда это... самый главный орган-то?.. - Морянка улыбнулась, с нежностью глядя на любимого. - Слу-у-ушай, а зачем же встречаться, если не хотят жениться? То есть понятно, что бывает, что люди просто развлекаются. Но они ведь тогда об этом тоже знают, не так ли? Не, у нас как-то... у нас ведь сразу понятно, кто как к кому относится, поэтому и как-то сразу понятно, хочешь ты жить с этим человеком или почему-нибудь не хочешь. И если людям вместе хорошо и они хотят жить вместе и заводить детей - то они и женятся, чтобы всё это делать и чтобы они уже были семьёй, а не просто не-пойми-кто. Этот именно семейный статус не чтобы прям обязательный тоже... про меня вот все думали, что я буду просто любовницей Лэда, жениться-то он не сможет же на мне. Но я бы всё равно считалась как бы его женщиной. А так вообще женятся, чтобы как бы было понятно, что ты нашёл уже того, кого любишь, и вы собираетесь заводить детей и в случаях всяких там войн и всего такого - ты не чужой этому человеку, а ещё ближе для него даже, чем родители или братья-сёстры... Потому что ты на него не свалилась как ком с ёлки, а он сам тебя для себя выбрал, сознательно. У нас в муниципалитете (или в храме, если в храме женятся) при бракосочетании добавляют ещё татуировки к обычным гражданским. Так что на тебе будет написано моё имя, а на мне - твоё.
Когда Орилиси рассказывала про «вот прям такую сва-а-адьбу-свадьбу», Денис невольно вспомнил свадьбу древлян, на которой побывал буквально вчера... это же вчера было? Хотя Дарв сказал, что уже четыре дня прошло. Но по личным ощущениям Дениса это действительно было вчера. И вот та свадьба была... именно что толпой, и, прямо как у восходянцев, даже те, кто мимо шёл, присоединяются к веселью. Эх, а ведь здоровское-то веселье было! Дэну понравилось, однако... хотел ли бы он такую же устроить и для них с Орилиси? Это был сложный вопрос, на который прямо сейчас юноша не мог ответить. Но ему всё же казалось, что ближайшие родственники морянки были бы на свадьбе не лишними... Жаль, что его родные в другом мире. Хотя почему жаль? Там им хотя бы аниму не угрожают. - Знаешь, меня тоже всегда забавляла эта формулировка, - усмехнулся Денис. - Вроде бы и понятно, что под ней подразумевается крепкая и надёжная рука, то есть защита, и нежное любящее сердце, то есть любовь, но всё равно буквально звучит как-то странно. Дэн задумался над рассказом девушки про себя и отношение к ней родных. Это было как-то... неправильно, хотя и вполне в духе не только местных, но и земных традиций. На Земле ведь тоже многие родители не особенно радуются, когда их чадо хочет создать семью с представителем другого народа. - Мне нравится, как это делают здесь, - наконец сказал он. - Искренние чувства - это замечательно. У меня в мире могли встречаться, даже не зная, просто ли хотят развлечься или чего-то больше. Сложно это понять, в общем... вряд ли я смогу тебе объяснить... ну да это и неважно. Зачем думать, как делают другие? Мы-то не они - мы знаем, чего хотим, - Денис ласково улыбнулся морянке. - И мне нравится традиция с татуировками. Это было как штамп в паспорте, только вместо штампа - татуировка на теле. Знак серьёзных отношений. Отчего-то мысль о вытатуированных на теле друг у друга именах грела Дэна. А вот вопросы к Орилиси у него ещё остались. Из её ответа он не очень понял, хочет она или нет видеть родителей до свадьбы и получить их благословение... скорее нет, судя по её словам, да ещё учитывая теперешнюю репутацию иномирцев... - Ладно, отложим разговоры на потом, когда будем в тепле и уюте, - решил декурион. - Сейчас я попробую портироваться в своё жильё в Лисиной Норе - и затем сразу обратно, если всё удастся. Денис снял плащ и накинул его на плечи морянки, завернув её, будто ребёнка в лютую зиму, чтобы не замёрз. Затем медленно огляделся по сторонам, пытаясь высмотреть в белой картине снежной тучи хоть какие-нибудь ориентиры для возвращения. Впрочем, главным ориентиром была Орилиси - Дэн планировал вернуться к ней... - Что ж... на удачу! - с этими словами он обнял девушку и поцеловал «на удачу» жарко и коротко.
Орилиси с готовностью ответила на его поцелуй и с нескрываемым блаженством завернулась в его плащ, словно впитывая тепло тела Дэна, которое ещё долго будет хранить армейский артефакт. - Угу, жду здесь, - серьёзно кивнула она. Никаких других ориентиров в снежно-белёсой мгле не было видно, но они действительно были и не нужны. Выдержки из личного дела ЧИМЗ-064 Подготовлено для полулегата XVI Разведывательного Легиона Мита Со-Лихи-Ман-Фа, Клан Водяной Мяты 10069 годЭтот прах был когда-то рукой мудреца. Меж почтенных людей он прошёл до конца. И куда ты ни ступишь - лежат под ногами Чьи-то мысли и души, умы и сердца. (Омар Хайям)
- Ты останешься, - отозвался невидимый собеседник Павла. И в несколько мгновений перед внутренним взором (а никакого другого в этой темнотище пока и не было) мелькнули картины пронизанных солнечными лучами дремучих чащоб, прозрачных родников с крупными, разноцветными камнями на чистом дне, лесных троп... а потом огромных, раскинувшихся до горизонта во все стороны городов, мощёных белым мрамором, перевитых, словно кружевными лентами, ажурными балюстрадами и арочными ансамблями, утопающих в садах, парках и солёном воздухе морского побережья... и других - из персиково-розового камня, освещённых такими же розовыми лучами поднимающегося солнца, смотрящих в небо пустыми глазницами выбитых окон и разверстыми ямами разрушенных подъездов и колоннад, окружённых горами битого кирпича и обломками капителей... - Ты останешься в Клане Водяной Мяты сколько потребуется. Когда ты захочешь уйти к другим - ты уйдёшь. Голос шамана был негромким и почти безэмоциональным, только очень глубоким. Эта глубина позволяла акцентировать внимание слушателя на важных вещах, полностью компенсируя безэмоциональность и интонационную скудность речи. Каждое произнесённое предложение воспринималось как целая история, скрывающая в своём лоне множество предпосылок и последствий. - К шаману нужно идти без одежды и украшений. Мы не стали заставлять тебя раздеваться: ты не привык к темноте и наготе. ... Но всем будет лучше, если ты полностью разденешься. ... Тен-Цыле хотела забеременеть от тебя, потому что ты иномирец. Её не за что наказывать, это очень умно: беременность от иномирца даёт силы сделать многое для своего Клана. Тен-Цыле станет когда-нибудь хорошим шаманом. ... Ты сам выберешь себе подругу, если захочешь.
"Вот хитрая егоза", - беззлобно подумал он про Тен-Цыле и вздохнул. Что тут можно было добавить? Девчонка старалась для своего клана... и для себя, конечно же. По большей части это смахивало на какие-то амбиции и холодный расчёт, хотя в точности это было сложно сказать. Однако, Павлу всё же захотелось потом ещё раз поговорить с Тен-Цыле. На слова шамана он откликнулся довольно живо. - В этом есть какой-то смысл... или это форма инициации? А впрочем... мне на самом деле не трудно. Вы попросили - я сделаю это. Отбросив всякий стыд, мужчина стянул с себя рубашку... ...Всю снятую одежду Павел бросил себе под ноги, а затем демонстративно переступил через неё и сделал несколько шагов вперёд. - Ну вот и всё. Всё это теперь в прошлом. И прежнюю свою одежду я уже более не надену... надену на себя только ту одежду, которую позже получу лично от вас. Он улыбнулся. А затем тихо добавил. - Что значит, что я выберу себе подругу сам? То есть я получу возможность выбрать из любой девушки клана себе партнёра... временного или постоянного?... А что, если я захочу выбрать девушку-шамана?
- Ты поймёшь смысл позже, - пообещала шаман по поводу нахождения в темноте, тепле и нагишом. Павел, впрочем, осознавал - как это, наверное, и нормально было бы осознавать в такой ситуации, - некое единение с окружающим. Одежда работала как барьер, а свет - и зрение - давал возможность оценивать происходящее, пользуясь уже имеющимся жизненным опытом. Однако любой посетитель шамана - получается - лишался возможности пользоваться зримым опытом и устранял барьер одежды между собой и природой вокруг. Наверное, здесь действительно было что-то близкое к нахождению в материнской утробе. И поэтому не оставалось уже тревоги и страха - Павел в самом деле почувствовал, что находится в очень безопасном, спокойном, укрытом от всех волнений и несчастий месте. Сделав несколько шагов вперёд, преподаватель услышал наконец рядом дыхание своей собеседницы. Казалось, что шаман была в метре от него или даже ближе. Под босыми ступнями жарко дышала рыхлая, влажная земля, тёплая, несмотря на наметённые сверху сугробы и лютый мороз. - Каждый выбирает себе партнёров. ... Нельзя отказывать выбравшей тебя женщине, но тебя это не касается - ты чужак. И не должен жить как мы, если не захочешь этого. Павел почувствовал, как тёплые, мягкие ладони со спокойной уверенностью поглаживают тыльные стороны его ступней. Мелькнула ассоциация, что так могут гладить какую-нибудь вещь, о которой думали, мечтали, а теперь наконец получили в руки. Отсутствие зрения ещё больше усиливало тактильные ощущения.
- А если мужчина выбрал женщину, может ли она отказать ему? У вас тут есть брак? Допускается ли связь с несколькими партнёрами? А связь с партнёрами-она временная или постоянная? Можно ли иметь связь одновременно с несколькими партнёрами? Что у вас касаемо "возраста согласия"? Павла на короткое мгновение "прорвало". Просто он захотел узнать "из первых рук" (и, видимо, отчасти буквально) почти всё о правилах отношений тут... дабы потом не попасть впросак. А затем преподаватель прикинул примерно своё положение в пространстве и задал вопрос, который вертелся на языке. - Если я сейчас стою на земле вертикально ногами вниз... то как Вы можете гладить мои ноги? Вы где-то внизу? Но где? В земле? Или... в другой комнате? Подумав, он добавил. - Как мне звать вас? Могу ли я к вам сам прикоснуться?
- Брак есть в Междуречье. У варваров нет. ... В Лесном Краю ты можешь быть, с кем захочешь. Но у женщины могут быть причины отказать мужчине в определённое время. ... То, что ты называешь "возрастом согласия", у нас - возраст созревания. Шаман некоторое время молчала. - Меня зовут Со-Лихи-Ман-Фа и ты можешь ко мне прикоснуться, я внизу. Пальцы наклонившегося Павла почти сразу нашли Со-Лихи-Ман-Фа - она, оказывается, сидела на коленях совсем рядом, и если бы он сделал ещё шаг вперёд - задел бы её.
Павел опустился на колени рядом с ней и попробовал взять руки шаманки в свои. Он задумался о чём-то, затем изрёк следующее. - Во многих религиях нашего мира считается, что первый человек был создан из земли... И я склонен считать, что это - правда. Когда мы умираем, мы возвращаемся обратно в землю, из которой и были взяты... То, что предлагаешь ты, - это единство со стихией? И почему ты стоишь на коленях передо мной? Мы, люди нашего мира, редко опускаемся на колени. У нас это - знак покорности или даже унижения. Мы часто становимся на коленях для молитвы... или в знак глубочайшего смирения. Это скорее я должен стать на колени перед тобой... а тут... Павел вспомнил. Года три тому назад, на зимних каникулах, он участвовал в одном из аттракционов. Тёмный лабиринт... или как-то так он назывался. Сдаёшь свой мобильник в камеру хранения. А затем заходишь в тёмный-тёмный коридор без освещения. Первые пару метров ещё пробивается тусклый свет от улицы, потом - уже нет. Делаешь пару шагов в пустоту... и далее уже на ощупь. При подобной сенсорной депривации мозг иногда выдаёт даже некое подобие лёгких псевдогаллюцинаций. Однако, одно дело - когда ты один и в одежде идёшь по обычному лабиринту. Совсем другой расклад - когда ты полностью обнажён, находишься в окружении тёплой земли - а рядом с тобой находится такая же обнажённая женщина. Павел хотел было спросить шаманку ещё кое о чём... о жизни леснокрайцев, но... но не смог... Сейчас он хотел лишь быть с ней и боялся, что она его прогонит. И ситуация всё более и более возбуждала его. - Не прогоняй меня, - сказал он тихо. - Я хочу ощупать тебя... если это можно...
- Всё - из земли, - медленно подтвердила Со-Лихи-Ман-Фа. - Огонь, воздух, вода и земля создают всё живое. Павел понял, что она подразумевает солнечный свет, энергия которого связывается в химических связях кислорода, углекислого газа и воды, создавая простейшую органику, но её слишком мало для жизни. И только земля - минералы и горные породы, - напитывая эту органику азотом и фосфором, серой и калием, медью и железом, создают то, что потом и становится жизнью. Без земли - никак. - Мы - и есть ожившая земля. Мы должны выполнить свою задачу - и снова стать неживой землёй, чтобы потом опять ожить для новой задачи. Нельзя унизить землю. И нельзя унизиться, приблизившись к земле. Земля - это сила и жизнь. И вновь перед внутренним взором преподавателя замелькали картины крохотных, нежных ростков, только-только проклюнувшихся из семян, но при этом неумолимо и безнаказанно ломающих скалы, бетон, асфальт, любую рукотворную, кажущуюся нерушимой твердыню. Шаман не захотела, чтобы Павел держал её руки. - Можно. Я не прогоню тебя, - отозвалась она на последний его вопрос, опустила его ладони на собственные колени и сама сделала то же самое - принялась гладить теперь не ступни, а колени мужчины. Павел ощутил под пальцами гладкую, словно отполированную песком кожу Со-Лихи-Ман-Фа. Выдержки из личного дела ЧИМЗ-011 Подготовлено для полулегата XVI Разведывательного Легиона Мита полулегатом Лэйдисом Лотосом 10069 годКто-то злой и умелый, Веселясь, наугад Мечет острые стрелы В воспаленный закат. Слышно в буре мелодий Повторение нот… Всё былое уходит, — Пусть придёт что придёт. (Владимир Семёнович)
Тайра перевернулась на бок, высвобождая руки, и охватила ладонями его лицо, потом просто прижалась лбом к его лбу и зажмурилась. Ей хотелось сказать так много, и при этом она совершенно не знала, с чего начать. И страшно было опять сделать слишком больно, и при этом она уже была уверена, что от попыток как-то сгладить, обойти углы, умолчать о чём-нибудь и оставить только то, что хочется слышать или легко переварить, бывает только хуже. – Но ты же не можешь оказаться без меня, Эррил, понимаешь? Не в смысле «ты не можешь», а в смысле «это невозможно». И я без тебя. И… как я могу думать, что не нужна тебе, после всего, что было? Всего, что есть? Она попыталась перевести дух и облечь во что-то вразумительное хотя бы часть эмоций. – Раньше мне казалось, что все беды от этих… метаний, что нужно «примагнититься» в какую-то одну сторону – и со временем всё как-то уляжется, придёт… ну, в равновесие какое-то. Но раз за разом выходит, что это не так. У нас тут… три «магнита», их сразу было три, вместе. И если отодвигать любой, всё равно он возвращается обратно. И даже если постарается не возвращаться, его будет тянуть с той же силой всегда. Потому что ничто никуда не уходит, никакие чувства. Эррил, я тебя люблю… безумно, полностью, страшно люблю. Двадцать лет почти прошло, Эррил! Тебя не было в живых, потом ты был далеко, а я была с Арданом, а теперь мы здесь… Тебе кажется, что всё стало по-другому, а по-моему, это всё внешнее. По сути у нас ничего не изменилось с самого начала: что бы ни происходило, моя любовь ни к тебе, ни к нему, не стала меньше, не усохла, не ополовинилась – это не жидкость в двух сосудах, где нужно в одном убавить, чтобы во втором стало больше. Мне кажется, что за это время её стало… только больше, глубже. Тайра чуть отстранилась и нежно провела ладонью по его щеке. Ей было почти физически больно оттого, что все слова оказывались каким-то бледным отзвуком того, что она чувствовала. – Я знаю, что не могу, да и не хотела бы… заставить тебя как-то иначе чувствовать. Просто говорю, как это всё устроено с моей стороны. Пытаюсь, по крайней мере. Потому что… мне кажется, то, о чём ты говоришь, – это страх, и он во многом от неизвестности. Что у меня с Арданом может возникнуть что-то такое, что разрушит наше с тобой… Поправь меня, пожалуйста, если я не права. Но я просто хочу сказать: мы уже давно в том же положении, что сейчас, как нас ни перемещай, мы в нём и останемся. Мы с самого начала в этих отношениях. Так получилось. И время показывает, что опасности нет. С моей стороны. Не знаю, это всё звучит как-то… не совсем точно. Слова какие-то не такие… Помнишь, как ты говорил: «Хочу, чтобы тебе не было плохо»? Я больше всего на свете хочу, чтобы тебе не было плохо. И Ардану не было плохо. Что я могу со своей стороны для этого сделать? Любить вас. Быть рядом… Я знаю, что одного желания сделать это ради меня мало, я помню, что было на маяке и после, – Тайра поёжилась от всплывшей в памяти картины. – Но что же делать? Опять с мясом выдирать друг друга у себя из сердца? Это просто не работает, вот и всё. – Что делать… – повторила она тихо, потираясь кончиком носа о его щёку, а затем уткнулась в его грудь. Ей очень хотелось бы сейчас сказать всё то же Ардану. Обычно они и так постоянно были на связи… Но Тайра подозревала, что он мог ещё несколько часов назад, поняв, что она с Эррилом, закрыться. И «стучаться» к нему сейчас было довольно страшно. Она снова вспомнила ночь после маяка и осознала, что даже если Эррил её сейчас поймёт, несмотря на всю скомканность её выражений, это мало чему поможет. – Прости, пожалуйста. Не хочу, чтобы ты думал, будто я чего-то от тебя жду, и тем более не хочу, чтобы ты как-то себя душевно насиловал. Просто это всё нужно было сказать, и я надеюсь, что тебе от этого будет хоть чуточку спокойнее. Если не прямо сейчас, то позже.
Тайра всё же решила, не откладывать вопрос, что с Арданом. Просто момент сейчас был и без того настолько неуютный и тревожный, что тащить эту тревогу еще дальше не было уже никаких сил. Она осторожно потянулась к нему: где он? в каком состоянии?
Под руками и словами Тайры напряжение покидало тело, уходя куда-то, как вода в песок. И когда она отстранилась и ласкающе прикоснулась к его лицу, Эррил был уже опять расслабленным, "как тряпка". И когда женщина уткнулась в его грудь, алат осторожно, чтобы не задеть её волосы и не сделать ещё как-нибудь случайно больно, повернулся на спину, запрокидывая голову и раскрыв глаза так, будто собирался что-то очень тщательно рассмотреть в окружающей его темноте. Почувствовав, как Славка потянулась к Ардану, он перестал пользоваться маг.зрением. Ему казалось, что он хорошо знает, что будет дальше. И всё его существо было наполнено глубоким покоем, какого он не испытывал уже много-много лет. Может быть, даже вообще никогда не испытывал - потому что такой покой бывает только после какой-нибудь катастрофы и приходит с осознанием того, что катастрофа эта - не такая уж и катастрофичная. ...это страх, и он во многом от неизвестности. … Поправь меня, если я не права... Нечего тут поправлять. Разумеется, права. Иначе и быть не могло. Жадное дыхание, распиравшее грудь, унялось, настолько, что казалось, будто полянин уснул. На самом деле он не спал, а почему-то детально вспоминал свой герб и думал, что очертания Аравийского полуострова на нём немного похожи на лорифамский Фѝнэль-Лѝэн-вэ-Сéниль. Тайра почувствовала, как пальцами он легонько, играючи перебирает её волосы.
- Я здесь, - отозвался тем временем привычный голос в голове. Славка почувствовала, что Ардан не может словами описать своё состояние, но что он готов быть там, где она захочет. Если ей нужно - готов даже появиться в её квартире.
Оказалось, она так ждала взрыва в ответ, что едва не провалилась в Эррилову внутреннюю тишину, как бывает, если сесть мимо стула. Тайра даже зачем-то приподняла голову и вгляделась в его лицо – хотя и без этого его состояние было очевидно. Будто до гладкости раскатанное штилем море… Море Спокойствия – вроде такое есть на Луне… Тайра попыталась остановить убегающие не в ту сторону мысли. «Если ты так хотела его успокоить, если это было твоей целью, то почему результат тебя так удивляет? – зазвучал внутренний голос почему-то с нотками откровенной неприязни, если не презрения. – Ты ведь говорила ему не бояться? Смотри: получилось. Ой… а что же это? А чей это такой страх продолжает над нами болтаться?» Одновременно с этим ответил Ардан, и Тайру вдруг окатило волной стыда – настолько осязаемой, что она села на постели и машинальным движением натянула на себя простыню, прикрывая грудь и всё, что ниже, хотя вовсе не собственная нагота смущала её на самом деле. Она вещала тут, такая умудрённая, почти со снисхождением, о том, как нужно смотреть правде в глаза, учила жить, сама не соответствуя своим словам ни на грош. И Эррил это видел. Почему он ей не сказал? Почему не ткнул её носом в такую очевидную ложь? Почему не развернулся и не ушёл? «…я сказал тебе тогда. Сказал, что думаю. Но знаешь, что самое страшное? Не то, что я это думаю или говорю. Это чепуха. Страшно, что несмотря на то... Я вот так думаю, да? Но я всё равно люблю тебя. Вот такую люблю. Вот такую, как сказал тогда…» Тайра даже не удивилась, что ответ в памяти прозвучал не голосом Эррила. Они оба были готовы для неё на всё что угодно. И столько раз доказывали это делом. А она… жалкая, закутавшаяся во враньё и недоверие трусиха, даже на своё отражение в зеркале честно взглянуть не смеет! – Эррил… – Она сидела на коленях, выпрямившись как струна и по-прежнему прижимая рукой к груди край простыни, глядя на него широко распахнутыми глазами. Вторая её ладонь, подрагивая, лежала на его животе. – Я больше не боюсь. Тайра сказала это не только вслух, тем самым принимая готовность оказаться рядом. Прямо сейчас. Если прямо сейчас она не начнёт делать то, чего хочет на самом деле, а не впустую молоть языком, она никому из них больше не сможет в глаза посмотреть, не говоря о чём-то ещё.
Под ладонью было твёрдо, словно она лежала на доске. - Да, продолжай, пожалуйста, я тебя внимательно слушаю, - спокойно отозвался Эррил, когда его позвали. Тайра села, и он, лишившись таким образом возможности трепать её волосы, закинул обе руки за затылок. Она чувствовала его пульс под пальцами - равномерный и медленный, словно разведчик действительно спал.
Ардан появился у окна. Он, разумеется, знал, что тут происходило, но всё равно в первые секунды пропитанный запахами мяса, пота, смазки и спермы воздух так ударил ему в ноздри, что хаотик пошатнулся и прислонился к подоконнику, одновременно охватывая и вбирая взглядом всю представшую перед ним картину. С жадностью, сродни той, что заставляет несмотря на боль давить на порез, чтобы выдавить грязь, Ардан отмечал малейшие детали, и в лице его растерянность и непонимание того, что он тут делает, смешивались с чем-то торжественным и тихим, словно его допустили в святыню, к которой он долгие годы стремился, и теперь на него снисходило осознание того, что он имеет право быть здесь. - Здравствуй, алат. Я... был сегодня на площади. Лас был очень хорош.
- Привет, хаш-эрбинец, - хрипло и ровно уронил Ворон, не двигаясь и по-прежнему пялясь куда-то в потолок. - Я знаю. В его голосе зазвучали скучающие нотки.
Тайре одновременно показалось, что в комнате на пару градусов понизилась температура, а из неё самой выкачали воздух. «Трезвея», она увидела комнату глазами Ардана. Да… это хуже, чем после маяка. В тысячу раз хуже. Какой кошмар. Ардан с Эррилом обменялись фразами… О чём она думала? Она же сама отдалила их друг от друга на непреодолимое расстояние. «Пожалуйста, пожалуйста, не надо втыкать друг в друга такие ножи, – думала она с отчаянием, – это ведь я во всём виновата, вы друг другу ничего не сделали. Хотя могли бы, наверное…» – Простите… – произнесла она вслух. – Не знаю, почему мне казалось, что если… Что всем от этого станет легче. Я ошиблась. «Да не простят уже, конечно, о чём ты? Или простят, но потому что будет уже всё равно. А ты сама себе?..» С чего она вообще взяла, что это может быть уместно сейчас? Тайра спрятала лицо в руках. «"Не боюсь"… Стоило свернуть свою "небоязнь" трубочкой и засунуть себе куда подальше. И язык свой туда же. Хотя… ты ведь и правда, наверное, открыла им глаза. И себе. На себя. Глотай пилюлю». А ведь такая я тебе и правда не нужна. Она не могла заставить себя отнять ладони от лица. В этой насквозь пропитанной всем, чем можно, комнате находились три совсем чужих человека. И она была настолько виновата, что не ощущала себя даже вправе предложить им переместиться – хоть в другую комнату, где не так… не настолько… Ничего, ничего. Возможно, она сейчас откроет глаза и обнаружит, что кроме неё тут никого нет. Выдержки из личного дела ЧИМЗ-065 Подготовлено для легата XVI Разведывательного Легиона Ундитара Зверобоя алатом Иллардисом 10069 годЛогика обстоятельств сильнее логики намерений. (Иосиф Виссарионович)
- Это мне очень подходит… - ответила слегка оторопевшая Аврора, - …когда прямо спрашивают и говорят в лоб. Я и сама люблю по-простому. Остальное ей требовалось обдумать в тишине, поэтому она взяла паузу. Так и сказала Ойрану. - Дай мне пару минут. Мне надо осмыслить то, что ты сказал. Воображение у Авроры тоже было под стать. Она в красках представила себя эдакой свиноматкой, которой по приказу надо не только рожать ежегодно по ребёнку, но и отдавать его. В тугой клубок связались сразу несколько состояний: протест, непринятие насилия над волей женщины, нежелание иметь детей, рухнувшая с небес на землю мечта пойти в армию. Однако Крейсер не называлась бы так, если бы не шла напролом, всегда находя выход, пусть даже слегка проломленный в глухой стене. - По поводу того, что ты сказал, Ойран, - осторожно и весьма издалека начала она. - Правильно ли я понимаю, что военнобязанный иномирец более управляем императором и вышестоящими чинами, чем не военнобязанный, но тем не менее выступающий на стороне имперцев? Предполагаю, что он менее защищён, - «но тут мне не привыкать», - однако ответь, что мешает, так сказать, использовать иномирку и без приказа? - день переставал быть томным. Аврора совсем не смотрела на дорогу, цепко держась взглядом за Ойрана и отмечая мельчайшие изменения в его мимике. Судя по тем, такое уже случалось. - Рассказывай уж всё, как есть.
Солдат послушно молчал, не мешая девушке обдумывать ситуацию. Когда Аврора заговорила, он повернулся к ней, внимательно слушая и отмечая про себя неточности в её словах.
- Так. - Ойран решил отвечать примерно из такого же "далека", из какого начала его собеседница. - Иномирец... Нет, давай не про каких-то левых иномирцев, а про тебя. Ты - не гражданка Империи и не гражданка какого-либо ещё государства. Поэтому пока никаких прав и обязанностей, связанных с гражданством, у тебя нет. Ты можешь делать что хочешь и руководствоваться только здравым смыслом. Это понятно? Дальше. Если ты принимаешь имперское гражданство, то ты получаешь имперские права: на защиту, обучение, лечение, жизнеобеспечение... То есть тебя будут кормить, защищать, учить, лечить, если ты что-то сломаешь, и прочее. От тебя при этом требуется соблюдать законы и - в случае тотальной мобилизации явиться в ближайший военгупр. Я очень надеюсь, что никакой мобилизации не случится, но всё-таки. Хотя, если ты нарушишь какой-нибудь закон - тебя гражданства не лишат, просто накажут в соответствии с нарушением. Разъяснил? Кратко, но пока так. Дальше. Если ты приносишь военную присягу - ты в своих действиях руководствуешься не собственными желаниями и здравым смыслом и не обязанностями гражданки, а приказом. Невыполнение приказа - измена, карающаяся расстрелом. Такова - официальная ситуация. Ойран, выдав эту тираду, бросил повод и с силой потёр обеими ладонями лицо. Потом выдохнул и, улыбнувшись, продолжил. - А теперь - как на самом деле. Во-первых, единственная задача Империи - это процветание людей. А ты - человек. Значит, твоё благо - единственная задача Империи. И ты ведь ощущаешь это на себе, правда, Крейсер? - Ойран подъехал поближе, чтобы тоже иметь возможность наблюдать за настроением спутницы. Из его лица уходило сосредоточенно-терпеливо-разъяснительное выражение, с которым он говорил до этого, и теперь в чёрных глазах мелькало тепло и знакомые уже золотые искорки юмора. - Ощущаешь? Ты сама говорила, что не ожидала, что тебя так хорошо примут... и вкусно накормят, ага? Так. Во-вторых, я привёл этот пример - с беременностью - как первую пришедшую мне в голову крайность. Чтобы сходу как-то дать тебе понять, что армейские приказы реально могут касаться чего угодно. Любой сферы твоей жизни. Армеец чуть помолчал, формулируя то, что собирался рассказать. - Например, во Вторую Анимскую был случай, когда десантница попала в концентрационную зону Аниму и выбралась оттуда с помощью одного разведчика. Она там в него влюбилась и решила развестись с мужем - тоже разведчиком. Но командование ей это запретило до окончания войны. Запретили даже показывать мужу, что что-то не так в её отношении к нему. Потому что муж её был менталистом, вёл очень серьёзные операции, и нельзя было ему мешать семейными неурядицами. Ну, ты можешь представить - как если бы сейчас Кейда вместо обеспечения связи Стайге думал бы о том, что жена от него уходит. Та десантница отказалась. Но её не расстреляли за неподчинение. Демобилизовали, а мужу сообщили, что с ней всё хорошо, она на гражданке, в безопасности и всё путём. Так он до конца войны и не знал ничего. Там, впрочем, быстро дело кончилось, я говорил уже. Не расстреляли её потому, что она живая была всё-таки гораздо полезнее, чем мёртвая. Так что в жизни всё иногда получается совсем не так, как требуется по законам и приказам. Солдат задумался, припоминая, что девушка задавала какой-то ещё важный, с его точки зрения, вопрос. - Что мешает без приказа - ты имеешь в виду, почему бы не погрузить тебя в ту самую кому, настрогать декурию полуиномирцев, а потом привести тебя в сознание, чтобы ты и знать не знала обо всём этом? В общем, ничего особенного не мешает. Но я уже тебе говорил, что Империя существует для того только, чтобы её гражданам было хорошо. А чего ж хорошего будет у этих народившихся таким путём ребятишек? Если они не знают маму, которая их любит и которая для них - самое главное на свете, то как же они потом будут любить ту же Империю? И как они вообще хоть кого-нибудь будут любить? Никак. Просто десять сломанных жизней. Какую пользу смогут они принести? Никакой. Кому нужными будут они себя ощущать в первые годы жизни? Никому. Так какой смысл в них таких? Крейсер, у нас огромное значение имеет то, чтобы ребёнка даже выносили в максимально тёплом и родном окружении, чтобы он уже с этого этапа своего существования ощущал, что о нём заботятся, его защищают, что люди вокруг - самое главное, что есть у него в жизни. А как же сделать это, если мама в коме, а сам он, едва родившись, отправляется гирид знает куда? Нет, его вырастят, конечно, не бросят... Но всё-таки это совсем не то, что мама, семья и нормальное развитие.
Иногда Крейсер умела слушать, не меняясь в лице. Вот и сейчас, часть была официальная и Аврора тоже. Хоть пиджак надевай. Всё сказанное было логично и приведённый с беременностью пример туда не вписывался, пока не началась часть вторая, неофициальная. Девушка опять же слушала внимательно, но ладони ее пару раз сжимали поводья до хруста в костяшках, а на скулах играли желваки, как будто она с силой сжала зубы. Кажется, когда речь шла о любви и детях. - Исходя из вышесказанного, - чуть хриплым от долгого молчания голосом спросила Аврора, - если военнообязанная женщина не стремится иметь семью и не хочет детей, - говоря это девушка, чуть побледнела и лицо её словно стало высеченным из камня, скулы резко выделились, а взгляд был строгим, цепким и подозрительным, - то ради её блага и блага детей, которые априори не станут любимыми, такого приказа ей не поступит? Или тут есть ещё какая-то третья версия происходящего?
Пока девушка размышляла, солдат, увидев впереди скамейку, остановился, спешился, привязал повод к подлокотнику и жестом предложил свою помощь и Авроре во всём этом. Из свежих архивов Ойран приблизительно знал, какое воздействие оказывает на уроженцев Земли приведённая гипотетическая ситуация, а теперь получил возможность убедиться воочию. И пока байкер анализировала услышанную информацию, армеец раздумывал о странных, непостижимых для него воззрениях иномирских людей - вроде бы таких же людей, как и он и другие имперцы, но при этом если копнуть глубже - совершенно других. Расположившись на газоне, прислонившись спиной к широченному гинкговому стволу и удобно вытянув ноги, Ойран поднял голову, когда его спутница нарушила молчание. - Крейсер, я не знаю, - солдат, чуть улыбнувшись, невзирая на мрачное состояние собеседницы, пожал плечами. - Ты у кентуриона спрашиваешь вещи, которые находятся в ведении полулегата, не меньше. Но ты же понимаешь, что если бы такой вероятности - я имею в виду, вероятности такого приказа, - не было бы - я бы просто и не говорил тебе об этом вообще. В его взоре, несмотря на улыбку, мелькнуло что-то жёсткое. - Ты спросила об армии - и я постарался максимально дать тебе понять, что такое имперская армия. Что это - не красивая форма и не романтическое приключение. Это - работа, подчас очень грязная, которая может потребовать от тебя в интересах дела чего угодно. И никто сейчас не может предположить, что именно потребуется. Так что никто не может дать тебе никаких гарантий. Я просто описал тебе ситуацию, которая уже была. Но это совсем не значит, что и все последующие похожие ситуации будут разрешаться таким же образом, пойми, здесь имеет значение масса обстоятельств, предсказать, предугадать которые - никто ни в силах сейчас: ни я, ни алат Стайга, ни полулегат Мит, ни легат Зверобой, ни император Медведь, никто. В присяге говорится, что принося её - ты принимаешь интересы Империи выше собственной жизни, имущества, славы, любви и ненависти. ...Вы такие удивительные! - неожиданно вырвалось у него, и Ойран одним движением поднялся на ноги, не в силах сдерживать возбуждение. - Вы думаете об армии, о присяге, и вроде как готовы ко всему, по крайней мере объявляете об этом... Но когда доходит - даже предположительно - до какого-то неудобства для вас... не до угрозы жизни даже и не до инвалидности!.. а просто до некоего неудобства - вы сразу сдаёте назад. Это потому, что вы как-то героизируете армию. И хотите присоединиться не к армии, а именно вот к этому геройству. Но это никакое не геройство, это просто работа, Крейсер. Такая же работа, как у тех, кто выращивает хлеб или строит корабли. Только грязнее и связана с угрозой жизни. В первую очередь - твоей собственной жизни. Быть в армии - это в первую очередь не размахивать сияющими клинками и не расстреливать врагов из арбалета, а постоянно быть под угрозой. Под угрозой, что тебя в любую секунду - не станет! Я не знаю, конечно, как оно - быть беременным и рожать ребёнка, но если бы мне предложили выбор - подохнуть или забеременеть, я бы не колеблясь второе выбрал. Не знаю опять же, может, у вас на Земле беременность и ребёнок - это хуже смерти, поэтому вы так пугаетесь. Ну, объясни мне тогда это. Не знаю... Тайра, вон, родила - и ничего с ней страшного не случилось. Вы так топорщитесь на эту тему, как будто вам ноги отрезать собираются. Кентурион подошёл к Авроре, заглядывая в её лицо. - Извини. Просто мы правда нахлебались уже этого иномирского лицемерия: "вы мне все должны, а я вам ничего не должен", "я хочу в армию, но приказы выполнять не хочу", "я тебя люблю - но пошёл ты нахрен", "посоветуй мне, но совету твоему я следовать не стану" и так далее. Я не говорю, что вы все такие, и не хочу тебя упрекать в том, что наворотили тут твои соотечественники. Хотя у нас принята коллективная ответственность за своих. Но понятно, что вы к такому не привыкли. Я просто стараюсь тебе объяснить, как мы всё это видим, чтобы ты... ну, не торопилась, что ли... Пойми, Крейсер, мы с вами очень сильно отличаемся друг от друга. И если тебе кажется, что ты всё понимаешь про армию там, магию, семью, ещё что угодно, - то ты всё время напоминай себе: "я всё понимаю про то, как это на Земле. А здесь я - ничего про это не знаю, просто слова знакомые", понимаешь? Он прошёлся туда-сюда по газону, запустив пятерню в волосы на затылке. - У меня ощущение, что я всё что-то не то говорю, но я не могу сходу правильные слова подобрать, мне надо ещё подумать... Но вот ещё, чтобы ты тоже сразу знала. Сейчас очень велика вероятность войны с одним государством... Выяснилось, что у них есть артефакты, заточенные специально на уничтожение иномирцев. И мы сейчас не знаем, где именно располагаются эти артефакты. Знаем только, что в Империи они точно есть. Что это значит? Что в любой момент их могут активировать - и всех иномирцев и полуиномирцев перебьют. И что тогда? Империя окажется в таком же положении, как в Первую Анимскую. Может так случиться, что на тебя эти артефакты не сработают - ты тут только что появилась, и твоей сигнатуры в этих артефактах может не быть. Или просто ты окажешься там, где их нет. Или сумеешь от них защититься, а остальные - не сумеют. И ты останешься единственной иномиркой в Лиэне. Если ты при этом будешь военнообязанной, то вполне к тебе могут обратиться с тем, чтобы ты забеременела. Опять-таки, это моё личное мнение. Не воспринимай тоже как официальную позицию командования. Я просто допускаю такую ситуацию. Я, в общем, к чему это всё: к тому, что или присяга - и тогда будь готова к чему угодно, или - если не готова - то и не торопись присягать. Перед глазами Ойрана очень живо встали совсем недавние события у Западной Красногородской стены, белое море людей и одинокая белая фигурка на стене, освещённая лучами только что выглянувшего из-за горизонта солнца, но кентурион решил, что не стоит сейчас рассказывать и без того напуганной Авроре ещё и об этом. Потом как-нибудь.
Авроре безумно хотелось снять райдерские сапоги, кожаные брюки и погрузиться с головой в воды океана. По ее скромным подсчетам она бодрствовала уже около двадцати трёх часов, конечно, если время тут текло также. Однако разговор и правда был важным, поэтому она послушно спешилась, досадуя на то, что сама завела эту шарманку, чуть-чуть не доехав до берега. Ещё шесть лет назад она могла вскочить и, не помня себя от гнева, закричать «Да как ты смеешь мерить всех землян по одному лекалу!». Теперь Аврора знала цену эмоциям. Знала, что лишние десять сантиметров эмоций могут стоить человеку здоровья, а двадцать - жизни. Крейсер спокойно слушала Ойрана, даже когда тот вскочил, не сумев совладать с одолевшими его выводами. Хладнокровно внимала там, где раньше отрицала бы и доказывала с пеной у рта, где принялась бы бить кулаком в грудь и отстаивать непревзойденность собственной персоны. - Я слышу тебя, Ойран, - спокойно сказала Крейсер, когда тот закончил. - Ты встречал много иномирцев с полумерами в кармане, свобода действовать которых непременно сталкивалась лбом с коллективным Я имперцев, их нерушимыми принципами и законами. Я вижу, что ваше общество построено иначе, потому что при прочих условиях оно превратилось бы в наше общество, где эго ставится во главу угла… Сейчас, уставшая и вымотанная воспоминаниями, которые так некстати возникли в голове, говорившая нечто важное и притом довольно трудно переводимое, Аврора выглядела старше своих лет, даже морщины в межбровье откуда-то взялись. Она сжала двумя пальцами переносицу и зажмурилась: - Я вспомнила, как сказал на эту тему один философ, Кант: свобода размахивать руками заканчивается у кончика носа другого человека. Эти слова одинаково вбирают в себя и мой вопрос и твой ответ. - А теперь попроще, - жестко отрезала она философию от реальности. - Оставим в покое несчастных землян, а также иномирцев, которых вам и тебе лично доводилось встречать. Сейчас здесь ТОЛЬКО Я и, говоря объективно, ты мало представляешь, из чего состоит моя жизнь на земле. Это факт. Даже ваш менталист, я уверена, не уловит всей сути моего существования, иначе ему попросту придётся потратить много времени. Слишком много чести для одного иномирца, короче. Так вот. Каждый свой день я рискую не вернуться домой из-за того ремесла, которым занимаюсь. Моя работа - того самого каскадера - состоит в том, чтобы ежедневно исполнять опасные трюки для РАЗВЛЕЧЕНИЯ людей. Когда ты можешь умереть в любую секунду из-за неправильно закреплённого реквизита, слабо закрученного колеса, влажной дороги или небольшого пятна масла на трассе, предназначенной для разгона, когда ежегодно хоронишь друзей, погибших от таких вот недоразумений, жизнь приобретает иные очертания: ты живешь сейчас, в эту самую секунду. И всё. Нет никакого завтра, будущего, «через десять лет», нет детей, внуков и старости. Есть сегодня, сейчас. Я не боюсь смерти, Ойран. И это не красивые слова. Это моя реальность, нравится тебе или нет. Поэтому я не испугалась, когда меня пытались убить. Да, признаюсь это было неожиданно и совсем … негостеприимно, - усмехнулась она. - Но не страшно. Я идеальный солдат, потому что не знаю иной жизни, как все время двигаться на волосок от смерти. Мне даже сейчас как-то неуютно, что ли, как будто я не в своих декорациях: море, солнце, покой, лошадки. Да, это превосходные пейзажи и невероятные блага, которые вдруг свалились мне на голову, но они совершенно непривычны. Я знаю, знаю, что человек привыкает ко всему, и помню, что мне ещё надо посмотреть на единорогов, - улыбка вновь вернулась к Авроре, морщинка разгладилась, а лицо чуть просветлело, - и на пони, ой, то есть пегасов, - она похлопала себя по губам, извиняясь за оговорку. - Я слышу с самого прибытия, что тут то испытывают пиетет перед иномирцами, то защищают их, то пытаются убить, то клонируют, то переманивают. Я слышу. И я не боюсь, понимаешь? Считай это безрассудством или суперсилой. Я называю это навыком. Если здесь у меня будет возможность рисковать жизнью НЕ РАДИ развлечения остальных, а ради помощи или спасения, то я в деле. Получите, распишитесь, - Аврора развела руками, мол, «ну вот так вот». - А любовь… любовь приходит и уходит, Ойран. Дорога - мой дом и для любви это не место, - пропела она и закрыла глаза, чтобы в боли, вдруг возникшей там, в глубине ее взгляда не потонул больше ни один симпатичный юноша.
Ойран, слушая спутницу, вернулся к стволу, опять опустился на траву и, прислонившись затылком к нагретой солнцем шелушащейся коре, неотрывно наблюдал за байкером чёрным непроницаемым взглядом. В ходе её рассказа, ему приходило в голову множество возражений, но кентурион молчал. Все эти возражения - все до единого - были следствием совершенно различной среды, разного воспитания, разной системы ценностей... разницы в самом даже положении людей - как единственного разумного вида, не имеющего никаких соперников на планете, или как вида, который другие разумные стремятся полностью уничтожить. Стоило ли говорить сейчас обо всех этих различиях? Наверное, нет... Наверное, все эти различия, все многочисленные грани жизни в Империи - имеет смысл узнавать (точнее, осознавать) не вот так, из разговоре на газончике с непонятно кем первым попавшимся, а на собственной шкуре, постепенно и прочувствованно, может быть даже выстрадано, как бы печально это ни было. Разве не говорили всё это - ну, не буквально это, но то, что касалось их целей и намерений, - Даниилу и Арсению, Матильде и Кире, Ольге и Валерию? Всем всё объясняли, всем пытались донести и рассказать. Но потом те сталкивались не с менторами - а с событиями, не со словами - а с действительностью... И только тогда шелуха слетала, и становилось действительно понятно, кто чего стоит и кто сколько весит. Так что и нет смысла сейчас тут колебать воздух в препирательствах "а у нас - не так". Есть смысл поехать на набережную, накупаться, потом поесть, узнать, как там дела у Стайги, и дальше - по обстоятельствам. Когда девушка договорила, солдат ещё некоторое время молчал, рассматривая крашенные ресницы её закрытых глаз, бросающие лёгкие тени на щёки. - Ты не боишься смерти, - просто проговорил он, наконец. - Это очень плохо. Но ты ещё и боишься жизни. А это ещё гораздо хуже. Он вновь поднялся - легко, словно тело его почти ничего не весило, - шагнул к лошадям и улыбнулся: - Поехали купаться, Крейсер. Крейсер надо погрузить в морскую водичку, как передаёт мне алат Кейда. Вот этим и займёмся.
- С вас пять тыщ, - хохотнула неожиданно Крейсер, открыв глаза. «И тут к мозгоправу попала». Она встала почти прыжком, чтобы тело не успело понять, что его опять куда-то тащат, и слегка пружиня, чтобы разгрузить колени, пошла к своей лошади.
|