Фигура замерла на несколько секунд, что-то рассчитывая у себя в "голове".
- Оно одобряет данный вопрос и понимает его. Положительные отношения строятся на обмене материальными благами и услугами без очевидной оплаты, с расчётом на дальнейшие материальные блага и услуги, - Оно говорило, но уже мягко, без вырывания душ с корнем, - с точки зрения кратковременным вложений, Оно может сказать, что возможно несколько ответных обменов. Один из них – Ваша безопасность, обеспеченная отсутствием совершаемых нелогичных поступков. К сожалению, для обмена, на данный момент, Ваши возможности крайне ограничены, поэтому Оно считает целесообразным обсудить данный вопрос с Вами в Городе, в долгосрочной перспективе. Оно испытывает логичную надежду, что к моменту окончания процедур над Вами здесь, Вы захотите отправиться в Город и не забудете про данный обмен. Оно, в меру своих знаний, ограниченных отсутствием обширной информационной подготовки в необходимых сферах, разумно полагает, что Ваше пребывание здесь ограничено, и что время подходит к концу. Оно надеется, что с Вами всё будет приемлемо в моральном и физическом плане к моменту окончания Вашего нахождения здесь. Оно рассчитывает на Ваше здравие к окончанию Вашего пребывания здесь. Так как в положительных межличностных отношениях, беспокойство за здравие сторон - один из ключевых компонентов, на которых и строятся подобные взаимоотношения.
Фигура вновь задумалась
-К моменту Вашего прибытия в Город, если Вы найдете Этого, Оно берёт на себя обязательства проконсультироваться со специалистами в межличностных отношениях и сообщить Вам приемлемые варианты подобного обмена. На данный момент, к сожалению, оно имеет небольшой опыт подобного взаимодействия, поэтому не может точно сообщить Вам список ответных благ и услуг с указаниями точного влияния на наши положительные взаимоотношения.
Закончив, Фигура вновь замерла, чуть дернувшись из стороны в сторону.
- Оно задумалось о прощании путём сжатия конечностей. Оно решило, что это может быть опасным для Вас, и Вы будете иметь право расценить это как жест агрессии и недоброжелательности. Поэтому, Оно всего лишь сообщит Вам о своём намерении уходить. Оно надеется, что это будет воспринято как адекватное прощание между существами, находящимися в положительных межличностных отношениях.
С этими Словами, Фигура чуть дёрнулась вновь и развернулась в другую сторону, совершенно переключив своё внимание с Седьмого Барака.
Охранник Барака выдохнул с каким-то неземным облегчением, как и комендант.
- Ткань реальности довольна хрупка, -задумчиво выдал охранник и тут же осёкся и искренне испугался своим словам. Как будто это были не его слова. Как будто он не должен был это говорить. Как будто… как будто он прав и очень не хотел это признавать. Он покачал головой, вытряхивая оттуда странные мысли. Потом потряс чуть более настойчиво, чтобы мысли вышли окончательно. Так и было. Через пару мгновений, он вновь глядел на мир свежим и довольным взглядом.
Комендант сегодня был зол. Ему не везло. Он осунулся, обозлился и очень хотел вскрыть кому-то голову. Или хотя бы приказать вскрыть кому-то голову. По крайней мере, таким расстроенным его еще не видели. По крайней мере, заключенные уж точно.
Остальной лагерь буквально буравил глазами Седьмой Барак. Их жизнь только что стала намного лучше. Или намного хуже.
Комендант бросил презрительный взгляд в сторону заключенных и спешно засеменил к Фигурам, которые уже быстро направлялись подальше отсюда. Они все очень быстро исчезли из виду, как будто сделав своё грязное и тёмное дело. В воздухе что-то заискрило.
Опять обрывки разговоров. Что-то важное. Что-то очень далекое.
Всполохи. Острые звуки. Почти незаметный запах дыма, гари и машинного масла.
Охранник сплюнув, подошёл к Бараку и открыл дверь
-Негоже достопочтенным господам мокнуть, проходите. Пока я добрый и не познакомил достопочтенных господ с достопочтенной дубиной, - он картинно поклонился, придерживая дверь.
В Бараке не было ничего нового. Разве что потолок не протекал и дуло меньше обычного. Здесь было душно, сыро и смрад забивал горло и нос. Смрад, к которому привыкнуть – целая наука.
Охранник устало потёр руки, оглядывая население, и закурил, опираясь на дверь.
-В общем так, тунеядцы. Постарайтесь за свободное время друг друга не поубивать, оки-доки?
Закончив с тихим и медленным убийством себя, он перестал держать дверь. Следующим действием охранник достал что-то напоминающее шезлонг из личного шкафа и развалился около ближайшему к проходу окна.
-Раз вам поблажки, то и я заслужил отпуск, - хмыкнул он, надвинув фуражку на лицо.
Охранника звали Айке. Вроде бы. По крайней мере, он сам так говорит. Он вообще много разговаривает. Иногда травит байки. Даже про свою семью рассказывал. Про какие-то войны, про пустыни, про горящие города. Чего-чего, а историй у него всегда было полно. Почти обо всём на свете. Разве что про Город молчал. На вопросы о Городе всегда мялся и тяжело вздыхал, сваливая всё на приказы. Он не любил приказы. Любил говорить, что наелся ими за свою жизнь. Но всё равно им следовал. Иногда получал зарплату. Правда, зачастую разрисовывал бумажки и отдавал своим заключенным или детям в качестве игрушек. И совсем-совсем изредка, он уходил за пределы разрешенной зоны, на один из утёсов и сидел там часами. О чём он думал в такие моменты – одному ему известно. Этим он не делился ни с кем, к сожалению. Или к счастью. Подозрительный он был, говорили остальные охранники. Даже спал почти всегда в том же бараке, что и заключенные. Он не ненавидел население Седьмого Барака, но вот сам Барак, точнее его идею – терпеть не мог. Видимо, поэтому он здесь и застрял.
Если бы он еще иногда не прибегал к использованию силы, если бы не делал того что делает обычно- было бы вообще как на курорте. Но, по его же словам – «что поделать, работа есть работа. Мне и так не дают премий, так что радуйтесь! Даже значков и звёздочек на стену не получаю.».
Часы в лагере начали бить. Шесть, или семь, или даже восемь гулких ударов прокатились по лагерю. Данный звук всегда сопровождал лагерь. Они били каждый час. В теории и по документам. На деле они били только тогда, когда им вздумается. Что-то в этом проклятом месте даже жило по ним. Большинство – давно отказалось от этих ненадёжных часов. Непонятно даже зачем они тут всё еще находятся. Антиквариат, традиция или что-то еще? Что-то хрустнуло на крыше.
В Барак вошли Доктор и его спутник.
Теперь Доктора можно было разглядеть. Лёгкие черты лица, испачканный разными цветами фартук, добродушная улыбка, заклеенные изолентой очки. Он был в памяти. Он должен быть там. Но любые мысли о нём вызывали белую стену. Крепко скроенную, белоснежную и бесконечную стену. В голову проникали только запахи, связанные с ним. Но даже их было уже не разобрать. Только то, что они въедались в ноздри, в кожу, в сам мозг, перебирали по косточкам и выплёвывали как отработанный материал. О нём было только известно, что почти все кадавры лагеря – искажённые собаки, люди с двумя лицами, многоногие дети – дело его рук и его гениально больного разума. Еще было известно всем, что если ты попал в его руки – ты выйдешь другим. В лучшем для человека случае – мёртвым. В остальных же, жизнь подопечных доктора крайне преображается, Поговаривают, что собака – и та, была когда-то человеком. Его сторонились все, включая охрану и руководство лагеря. Комендант просто выдал ему здание на отшибе и подписывает все бумаги от него не глядя. В столовой он всегда обедал за отдельным столом в том же здании, что и заключённые. Изредка он подзывал «везунчиков» и угощал их со своего стола. Никто не смел отказать – это был билет в один конец в таком случае. Те же, кто решался сыграть в кости со смертью и подходил к его столу, получали шанс. Всё могло быть хорошо, они могли отравиться, они могли потерять сознания и стать новым объектом работы Доктора. Никто не знал что от него ждать – приятного сюрприза или нового эксперимента. Он искалечил многих, но стольким же помог – вернул зрение, конечности, слух или просто вылечил их. Он был непредсказуем и в любом действии жуток и расчётлив.
Доктор потянулся, широко улыбаясь, и поставил свой саквояж на пол.
-Доброго-доброго всем. Я посмотрю, все тут довольные и очень хорошо себя чувствуют, - кивнул он, начищая ногти пилкой, извлечённой из кармана униформы.
-Меня можете звать, хм. Как это слово? Да, Доктор. К вашему сожалению, я не смогу вас изучить! – он стукнул сапогом по полу
-А вы такие прекрасные образцы, такие прекрасные. Эх, эх. Тяжело быть вольными творцами, - покачал головой Доктор, вытирая коричнево-зелёное пятно со своего фартука своим платком.
-Но ничего, думаю вы поймете меня, когда-нибудь. Раз пока я не вижу криков, значит моё лечение прошло прекрасно-прекрасно. Видишь, - он толкнул локтём «птицу», - моя теория оказалась верна. Достаточно верна, чтобы спасти эти заблудшие души. Но не будем о сложностях, да, да!
Он даже не стал подходить близко к заключённым
-Если мы когда-нибудь встретимся вне стен этого безвкусного учреждения, я буду искренне вам рад! Ох, какую чудесную работу я смогу проделать с вами, будьте уверены, -улыбнулся он еще шире, осматривая барак беглым взглядом
-Отвратительно, отвратительно. Отвратительные условия! Неудивительно, что пауки едят вас тут заживо, брр. Больше люблю бабочек. Дополнительно - лис, определённо лис. Но какой же у вас тут ужас творится. Небось, даже душа постоянного нет. Тут же живут такие чудесные образцы! Ничего, ничего, ничего страшного!
Доктор достал из саквояжа стопку бумаг.
-Тут очень важные брошюры! Про вред соитий без брака…это вам не грозит, что тут еще, - выдохнул он, швыряя на пол то одну брошюру, то другую, - о! Борьба с пауками-выедателями. Фу, автор дилетант. Они же называются с-о-в-е-р-ш-е-н-н-о по-другому! Коллега, что вы думаете?
Его «коллега», если бы мог сейчас менять выражение лица, явно бы постарался передать всем своим видом, что он тут мебель или что он вообще здесь не находится. На всякий случай, он кивнул.
-Верно-верно, коллега, верно! А раз брошюра отвратительна, то и чёрт с ней. Что тут у нас дальше… так, почему я, гений, человек науки занимаюсь разъяснением сброду базовых истин! Не верь зеркалам, убедись, что хотя бы кто-то по ночам не спит и следит за бараком, мойся с мылом, не ешь с грязными руками, аааа! Я не учитель, я творец. Я учёный, а не уборщик конюшен!
Он выдохнул, разбросав все остальные брошюры по бараку в диком расстройстве
-Вы тут криптозоолог, вот и разбирайтесь. Я тут вообще не к месту, вот совсем.
Он бросил презрительный взгляд в сторону охранника, увидев у того в руках наушники.
-Пф. Ненавижу мобильные устройства связи. Для этого у меня и есть секретарь и у него есть стационарный телефон! А если я не в кабинете, то зачем мне разговаривать. Ужас один, а не прогресс, - он обхватил голову руками, -а, зачем я пришёл то! В общем, жалоб нет, чумы тут нет, интереса научного тут нет. Хотя есть. Но только когда умрёте. Или если мне дадут с вами работать.
Тут он улыбнулся слишком широко для человека.
-Да, да, как я раньше не понял! У вас же с утра уносили кого-то, - тут он погрустнел, - шайзе, он же испорчен. Но ничего, мозг должен был цел. Коллега, закончите тут с ними, меня настигло вдохновение! Я уверен, что я на грани научного прорыва, уверяю вас! Шверпункт моей карьеры не может меня ждать. Наука явно дороже и нужнее, чем посиделки с этими, кхм. Прощайте, экземпляры. Надеюсь, что мы увидимся при других обстоятельствах. Очень на это надеюсь.
Доктор легонько поклонился заключённым, взял саквояж и с каким-то жутковатым огоньком в глазах вылетел из помещения, на ходу доставая скальпель.
---Интерлюдия. Попадание 890 и 91 в Барак----На улице всё еще шёл противный дождь с громкими звуками. Возможно, гром подавал активные признаки жизни или тут происходило что-то еще.
- Следуйте за мной, 890, - охранник хлопнул папкой и жестом показал куда идти. Заключенные того Барака уже вошли внутрь. Потом вошёл и тот самый Доктор.
Охранник скривился. Его взаимоотношения с Доктором явно были не в лучшем виде, но теперь они перешагнули в область ментальной поножовщины.
-Жизнь удачна. 890, радуйся, что мы с тобой больше не увидимся, - выдохнул он, стараясь сохранять спокойствие, - но забавное совпадение. Радуйся. Возможно, именно семёрка тебя спасла. Или принесла судьбу куда хуже и куда дольше, - слабо улыбнулся он, перебирая провода наушников, - но это уже будет чисто твоя забота. Удачи, что ли, - выдохнул он, поднимая взгляд на небо
Тут на них почти налетел Доктор, выскочивший из барака во время одного из своих приступов вдохновения.
И тут он замер, заметив процессию.
- Как это понимать, лейтенант!? Я же чётко сказал, кого мне и куда нужно отвести. Это место не мой операционный театр, - кивнул он, - я дважды проверил!
Охранник тяжело вздохнул, толкая девушку внутрь Барака, и заключённая очутилась наедине с населением Седьмого Барака и «птицей». «Птица» даже повернул в её сторону голову, склонил её на один бок, потом на другой и отвернулся, издав хмыкающий звук. Или он так дышал – понять, что скрывалось за всей это рванью, бутылками, колбами и маской было очень сложно. Разве что нужно было это всё сорвать с него. Или с неё.
Девяносто первому повезло больше. Услышав разнарядку коменданта, охранник его барака лениво оглядел барак и посмотрел все бумаги. Он не хотел слишком думать, он не любил принимать решения. Толстоватый охранник выбрал самого не больного и относительно вменяемого. Откуда ему было знать, что скрывалось на второй странице его дела. Он бы знал, если бы посмотрел. Судьба и в этот раз принялась действовать своими жуткими жерновами. Она и в этот раз взяла всё в свои руки. За что здесь был 91 – уже тайна для него. Может грабёж. Может какая-то музыкальная пластинка. Может ограбление пошло крайне не так. Может его оклеветали. Да и есть ли разница?
-Т-так! Де-в-в-я-, в общем, вот ты! – он ткнул кончиком дубинки заключённого,- пош-пош-ли со мной!
Охранник еще и заикался. Он был посмешищем среди остальных и любил вымещать это на своём бараке. Из-за его внешности и заикания его и отправили в самый безопасный барак. Относительно безопасный. Здесь не было анархистов, бомбистов, рецидивистов. Здесь были те, кого помечали белыми кругами – безвредные. Почему их так помечали, почему именно их обозвали безвредными – тайна, скрывающаяся в столе коменданта. Было понятно только то, что они мало разговаривали, мало чем интересовались, часто глядели в стену – почти как пациенты дома для умалишённых, если бы кто-то здесь знал, как там живётся. К ним не присылали проверок, их не обыскивали особо, здесь был почти праздник жизни. Вот только никто ему не радовался. Барак был старше остальных, зияли дыры, никто из «постояльцев» особо не рвался его чинить, а охранник… охранник один раз попытался забраться на стремянку. Тут же он стал героем анекдотов. А заключенные его барака – героями медпункта.
Всё в этом бараке было хорошо продумано сверху. Каждый винтик, каждый документ. Каждый приказ. Правда, человеческий фактор часто подводил, но никому не было до этого дела. Про этот барак как будто специально забыли и оставили его обитателей резвиться, как особую группу в детском саду.
Вот только, на этот раз бюрократия их подвела там, где не должна была. Или это всё было продумано слишком хорошо. Слишком хорошо для простых людей. Так что – более здраво будет поверить в лень одного следователя, недосмотр сотрудника Особой Полиции и как последствия - девяносто первый среди безвредных, несмотря на то, что он прошёл через что-то, что превратило его память в разноцветную мешанину. Вот только и тут кто-то схалтурил. Память часто всплывала, но не образами, не словами, а цветами. Тот, кто работал над ним - очень торопился. Или так и было задумано, кто знает автора этой методики.
На улице уже стало холодно и мерзко. Дождь быстро намочил робу до состояния тряпок, ветер влетал в самую душу, выкорчевывая остатки здоровья. Еще и голод – охранник сегодня с утра забыл отвести свой барак на завтрак. Или не забыл, если верить ему самому, а устроил профилактическое мероприятие.
Охранник тыкал заключенного по направлению к злосчастному Седьмому Бараку. Он не удосужился рассказать ведомому, куда и зачем его ведут, но был вынужден раскрыть эту тайну проходящему мимо патрулю, который стал тихо посмеиваться за его спиной. Охранник выдохнул. Сильно выдохнул.
Пару раз они останавливались на «передышку», как называл это охранник.
В итоге, они подошли к бараку как раз к сцене вылетающего Доктора. Охранник подпрыгнул от удивления и нежелания встречаться с этим «специалистом».
Он показал заключенному рукой в сторону задней части барака и повёл его туда.
Дойдя до тыла, он облегченно выдохнул, смахивая капли дождя со лба.
- Чт-чт-чтобы тебя я больше нигде и никогда не видел , - фыркнул он, открывая небольшую заднюю дверь ключом, и впихнул туда девяносто-первого. После этого он прикрыл дверь, не закрывая её ключом, и направился обратно на своё рабочее место, перекусывая.
Вот примерно за такую безответственность, халатность и неуклюжесть его и не любят и не пускают в шахты. Про столовую и этого колобка вообще ходят целые легенды.
---Интерлюдия закончилась---«Парадная» дверь захлопнулась, на крыше что-то хрустнуло. Стали слышны крики, ругань, истерические нотки.
Силуэты лейтенанта и доктора стали видны в окне, освещаемые молниями. Доктор орал.
- Имбецил! Я тут занимаюсь виссеншафтом, а ты, а ты…бесполезный обрубок в униформе! Ты испортил мне… всё равно ничего не поймешь. Что-что!? Мораль? Ты смеешь… ТЫ смеешь что-то говорить о морали мне – человеку науки!? Я что зря сюда пришёл? Я зря выкинул мораль, совесть и прочие пережитки ради виссеншафта? Ты не лучше. Что ты отдал. Давай, скажи мне ,скажи тем унтерам что ты отдал! Молчишь? Молчишь?
Их голоса заглушил свисток и звонок. На секунду их силуэты замерли.
Дверь открылась, вновь показалась голова Доктора
- Запомни, запомни. Я очень редко позволяю себе упускать уникальные образцы! У тебя интересная хромосома есть, а я её получу, грхм. Точнее мутация хромосомы. Но всё равно никто ничего не поймет в этом, ааааа!, - он схватился за голову руками, на его лице застыла гримаса глубокой моральной боли.
- Да, Да, лейтенант, я вас тоже ненавижу, - он на секунду повернулся в сторону улицы, - и это место ненавижу! – он вновь хлопнул дверью – и лучше бы в последний раз.
Так и было. Шаги стали постепенно удаляться. Всё вокруг начало стихать. Остался только дождь и слишком громкое дыхание «птицы», что отошёл от двери, пропуская новую посетительницу данного места.
Он сел около охранника и достал заранее написанную на куске фанеры фразу, которая гласила: «Не обращайте внимания, когда придёт время – я всё сообщу. Приятного аппетита. Я – нормальный, не как он». «Птица» кивнул головой в сторону удаляющемуся силуэту Доктора. Он убрал свою переговорную фанеру, склонив голову вперед и замер как статуя. Охранник даже приоткрыл глаз и потыкал этого человека. На десятый тычок «птица» схватила его руку и лёгким хрустом руки охранника дала ясно понять, что его лучше физически не трогать. Охранник распахнул глаза, скривился и одним движением с шезлонгом переместился в другой конец барака.
- М-да, люди науки точно крайне экспрессивные и имеют отвратительный характер, пф.
Охранник тепло улыбнулся новым «постояльцам».
- Хо-хо, сегодня комендант уж точно как послушная собачка. Правила тут простые – не действовать мне на нервы, делать, что говорю, и мы хорошо подружимся. Под подружимся, я подразумеваю, что буду разбивать вам головы меньше положенного по нормативу, - кивнул он, укладываясь на шезлонг, - так что развлекайтесь, пока кара небесная не постигла вас, - тихо рассмеялся Айке, надвигая фуражку обратно на лицо, - избиение новичков, если что, - факультатив в этом бараке. Но если очень хочется – рекомендую оставить это на следующую неделю, когда другие развлечения у меня кончатся, как и внезапный отпуск. Так что не будем портить друг другу прекрасные выходные. Заранее благодарен, - улыбнулся он из-под фуражки и расслабился, вытянувшись на шезлонге.
В Бараке установилась тишина. Гнетущая, но безопасная. На плацу играла жизнерадостная музыка. Можно было сказать – самая жизнерадостная из всех, что играла когда-либо в этом лагере. Значит, сегодня произойдет что-то очень хорошее. Или очень плохое. К музыке добавился тихий, почти неразличимый, звук мелодии музыкальной шкатулки. Она перемещалась. То ближе, то дальше.
Минут через двадцать дверь вновь открылась под крайне нервное движение охранника. Когда открылась дверь – шкатулка перестала играть свою странную шуршащую и скрипящую мелодию, слышную только внимательным. Понятную – только избранным. Посвященным. Но вот во что – это была еще одна тайна этого места. Одна из тех, которая не даёт спать по ночам. Одна из тех тайн, что приносит с собой беду. Но к счастью, никто здесь не знал этой тайны. Или уже не знал.
В Барак начали закатывать стол. Длинный стол, несколько метров в длину. К счастью тех, кто толкал – он был на колёсиках.
Стол был просто уставлен всем, что можно было себе представить – чистые стеклянные чаши с салатом, несколько кастрюль, закрытые блюда, здесь даже была целая запечённая индейка. Чистые, отполированные тарелки. Настолько отполированные, что можно попытаться увидеть своё отражение. В кастрюлях скрывались супы и похлебки, в блюдах прятались несколько видов мяса, гарниры, картошка – всё что может пожелать измученная душа. Разве что мороженого не было. Хотя, если присмотреться – было даже оно, только чуть спрятанное за горами еды. Где-то даже завалялась рыба – около красиво выложенных шпрот и колбасы. Были и овощи, и фрукты, включая даже очень странные. Их скорее всего вывел Доктор - подсказывала противная мысль в углу сознания.
Конечно же, редчайшие для этих мест сладости тоже присутствовали. В целом, здесь все сладости были в редкость. А торты, эклеры, даже несколько невскрытых шоколадок – уж точно были дороже золота и нескольких смен. Возможно, некоторые бы отдали своих детей за хотя бы часть этого. На столе стояли даже несколько бутылок вина. Возможно хорошего. Но в любом случае – алкогольного и вкусного вина. Каждая тарелка с едой, каждое блюдо было заботливо подписано в виде бумажки с убористыми надписями, обозначающими названия еды. Около некоторых даже стояли картинки с красным перцем с надписью «внимание – острое». Кто-то явно не поскупился на инструкции к обеду.
Всё это начало источать свои вкусные и манящие ароматы на весь барак настолько, что даже у охранника заурчало. Ароматам даже не мешала тонкая плёнка, которая защищала еду от дождя. Ароматы забивались даже в самые дальние складки барака, в самые потаённые уголки. Странно, но никто из мелких жителей барака даже не выполз к еде. Скорее всего, они умерли от удовольствия в своих норах или в тех местах, в которых живут тараканы.
Стол занял почти весь барак. Его вкатывали два близнеца – мальчик и девочка. Точнее, казалось, что они близнецы. Они были скованы гротескной ржавой и очень старой цепью. На их лица лучше было вообще не смотреть. Их лица были в бинтах, скрывающие шрамы и, возможно, даже отсутствующие уши. Из-под красных и засохших бинтов обильно сочился гной, иногда падающий на землю со специфическим звуком. От напряжения от толкания стола, на их руках лопались язвы. К счастью для них – плёнка защищала, в том числе и от этого всего. Иначе бы им сильно не поздоровилось. Как минимум не поздоровилось.
Айке раздражённо фыркнул, вставая с шезлонга.
- Вот как всегда, черпак дёгтя в ведре мёда. Но да ладно.
Увидев еду, он просиял.
Когда стол оказался полностью в бараке, снаружи раздались какие-то крики. В барак вошли еще пара охранников и вытолкали близнецов наружу. Кто-то из этих детей получил прикладом по лицу. Или это так охрана поправляла их бинты – кто знает.
Потом зашёл человек в офицерской форме и кинул на пол мешок, стараясь не смотреть на стол и на заключённых.
-Хефт, то есть книги, - выцедил он сквозь зубы и исчез во тьме, закрыв за собой дверь. В мешке и правда, оказались книги – исключительно разрешённые, конечно. Никакой философии, никакого абстракционизма. Уж тем более никакой истории. Были интересные экземпляры – «поэмы о грибном народе», или романы о удивительных шагающих подлодках. Чтива уж точно было теперь завались. Всё лучше устава или скучных книг с инструкциями по ремонту шахтёрского оборудования. Офицер вернулся и бросил еще одну книгу.
- Всё равно сжигать будут, -хмыкнул он и испарился без следа, улыбнувшись. Когда дверь предательски скрипнула, объявляя о своём закрытии, шкатулка вновь заиграла, на этот раз – еще тише, сливаясь с окружением.
Книга оказалась прямо на мешке и представляла собой довольно невзрачный том. Простая, прямоугольная, обмотанная тканью, книга.
Айке приставил табуретку к столу, на котором уже были даже разложены приборы. Он сорвал плёнку и облизнулся
-Ну-с, достопочтенные дамы и господа, прошу к столу! Когда еще так поедите, хе-хе. Когда еще я так поем, - утёр он слезу рукой, подбирая себе вилку. Крыша хрустнула. Что-то скрипнуло.
Он заговорщически переглянулся
-Мой вам совет – съешьте всё. Или заныкайте. Комендант теперь будет только искать повод придраться, угум-с, -он кивнул сам себе, - если вы умудрились завести тут друзей, сейчас их тоже лучше не звать, - охранник покачал головой, - только сами сгинете, - он перешёл на шёпот, легонько указывая головой на дверь, - те парни только этого и ждут, понимаете. А приклад их оружия это вам не моя дубинка. И они куда злее меня, - широко улыбнулся он и вновь принялся есть, как ни в чём ни бывало, - и я вообще тоже не должен кушать, должен смотреть, как вы едите и начать вас ненавидеть, пф, - фыркнул он, - стану я себе отказывать в такой роскоши, потому что у коменданта день на задался.
Вновь начали бить часы. Охранник скривился в гримасе раздражения.
- Чёртова механика. Сколько раз им писал, звонил, говорил, но нет, это очень важные часы, - покачал он головой, стараясь не слушать удары, что следовали один за другим.
Каждый удар что-то скрывал. Часы были настолько громкие, что заглушали другие, более тихие звуки снаружи. Но не настолько громкие, чтобы уничтожать или поедать их совсем. Поэтому – при каждом ударе оставались отголоски других звуков. Неизвестных звуков. Возможно, звуков чего-то живого. Возможно, звуков механизмов. А возможно –это просто была паранойя и фантазия. На восьмой удар, Айке покачал головой еще раз. На девятый – удивился, отложив вилку. На десятый начал потирать виски, пытаясь думать. Он оторвал взгляд от вкуснейшей еды и попытался выглянуть в окно, не вылезая из стола. Охранник прикусил губу, словно ожидая чего-то. Но двенадцатого удара не последовало. Или того, что ждал охранник. Он облегченно выдохнул, возвращаясь к еде.
-Значит зря беспокоюсь. Очень надеюсь, что зря беспокоюсь. Барахлят, старые сволочи, видавшие еще старые времена.
Когда трапеза была закончена – вновь воцарилась тишина. Охранник довольно похлопал свой живот и снова устроился на шезлонге.
-Свободное время. Можете поговорить или почитать, чёрт вас разберёт. Зонтиков нет, так что из барака ни ногой, - он залихватски зевнул и вырубился, повернутый к стене.
«Птица» всё это время не двигался, неотрывно смотря в одну точку. Что там было – одному ему известно. Иногда он поглядывал на карманные часы. Иногда на дверь. Иногда на потолок. Но чтобы это понять – нужно было за ним очень внимательно следить, ибо его движения всегда были ровными, плавными и почти мгновенными. Как будто он уже знал время, знал что увидит, но всё равно смотрел, чтобы не вызывать подозрений.
Человек в маске птицы лишь склонил голову на бок, рассматривая собравшихся здесь людей.
Оглядевшись, он с нарочито показным видом «скрытности» прокрался к одной из кроватей и замер. Он огляделся и подошёл к кровати еще ближе. Из его «клюва» вышел пар. Сжав кулаки, он достал из подсумка кусок бумаги. Он вглядывался в неё как в своего ребёнка. Или злейшего врага. Казалось, он хочет порвать его. Он прислонил его к стене, буравя взглядом бедную бумажку, и одним резким движением прибил его к стене молотком, который он достал из одного из своих подсумков. Куском бумаги оказалась какая-то карта. Карта этого безумного места.
Закончив, он бросил молоток на кровать. За окном промелькнула какая-то очень большая тень. На крыше что-то хрустнуло.
Снова оглядевшись, он начал осторожно выходить, крайне медленно открывая дверь. Всё это время он не отводил своих стеклянных глаз от людей. Всё его тело двигалось, а голова – нет.
Его движения завораживали, вводя в тихий и спокойный транс. Они успокаивали, как неслышная музыка. Настолько успокаивали, что за его дёргаными движениями и его плавным закрытием двери была почти незаметна одна деталь. За дверью кто-то стоял. За очень долгий миг закрытия двери было понятно, что это был не Доктор. Оно стояло. Это было человеком. Человеком с головой на тонкой качающейся шее и двумя руками, которые он потирал друг о друга со скрежетом. Такой же скрежет и противный свист могли издавать любые трубы в этом лагере. На секунду, даже показалось, что лучше бы там был Доктор. Но на этом нельзя было сфокусироваться. Оно словно чувствовало взгляд. Оно дрожало, оно расплывалось и одновременно – стояло неподвижно. Одно моргание глаз – и оно испарилось без следа. Шкатулка заиграла чуть громче.
Но тут дверь закрылась. Захлопнулась. Скрип. Всхлип. Скрежет. Звук разбитого стекла.
Удар часов. Скрип. Удар. Удар часов. Скрип. Удары и скрипы превращались из какофонии в мелодию. Отвратительную мелодию. Мелодию, не имевшую право на существование. К ней добавлялись новые инструменты. На крыше что-то хрустнуло. Охранник сглотнул, не просыпаясь. Восьмой удар.
Дверь дрожала. Стёкла дрожали. Газовая лампа мигала. Окна хлопали. Даже забор выл откуда-то издалека. Около окон продолжали мелькать и бегать тени. Безмолвные и очень любопытные. Иногда они врезались в окна, издавая странные звуки, напоминающие иногда мяуканье, иногда скрежет, иногда скрип. Иногда простой глухой звук удара. Девятый удар.
Охранник сопел, свесившись с шезлонга. Он дёргался во сне, ворочаясь. Судя по всему, он спал даже в случае куда худшей какофонии.. Или он просто её не замечал. Или надеялся, что сможет не заметить и оно пройдет мимо него.
- Что вы тут за оргию устроили, сволочи, привели чёрт знает кого и спать мешаете. Всё же нормально было! – фыркнул он, отворачиваясь к стене.
Снова удар часов. Десятый. На этот раз синхронно с чем-то еще. С другим ударом. В другое место. В барак.
Скрип. На крыше что-то хрустнуло и заскрежетало.
Раздался звук. С крыши упал болт. Один злосчастный болт. Звук его падения разлетелся по пространству барака, как круги по воде после камня.
Окна скрипели. Как будто весь барак дышал. Вдох – стены чуть сжимаются, выдох – разжимаются.
Что происходило на самом деле – скрывалось снаружи. Но чтобы это ни было – оно начало свои игры в этом бараке. С упавшего болта.
Выстрел.
- Чего? Расстрелов не планируется до завтра, - хмыкнул охранник, ворочаясь, - а день так хорошо начинался.
За окном стемнело еще хуже. Дождь барабанил по стеклу. Но по одному стеклу он барабанил чаще. И точнее. Как чьи-то нетерпеливые пальцы. Чьи-то тонкие, длинные и очень пронырливые пальцы. Очень желающие попасть внутрь. Но в окне ничего не было. Кто-то стучал, но его не было видно.
Размеренный уклад вновь нарушил свист пули и грохот. Нечеловеческий крик прорезал пространство. Потом утробный рык. Крик. Рык. Тишина. Потом шуршание. Как будто кто-то очень быстро перебирает множеством лапок. Тишина. Скрежет. Тишина. Звук разбитого стекла. Тишина.
Стало холодней, ветер стал добираться внутрь барака.
Хлюп. Что-то капнуло сверху. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Одиннадцатый удар часов.
Охранник ругнулся и поднял голову наверх. Его лицо застыло. Он подавился воздухом, но не решался прокашляться. Охранник замер. Вначале он был просто удивлен. Вначале он просто приподнял бровь и ущипнул себя за щеку. Он словно был заморожен и заворожен. Айке как будто увидел раскрытые врата ада. Или свою тещу, было не очень ясно. Он с трудом поднял руку наверх, захлебываясь в собственных словах. Он издавал нечленораздельные звуки. С чем бы он ни сталкивался раньше – что-то там было куда хуже всей его жизни. Кровь застывала в жилах. Было слишком тихо. На пару секунд звук исчез совсем. Как будто во всём мире выключили звук. Тук-тук – били сердца. Кап-кап – капала вода сверху. Хлюп – что-то падало на пол, разбрызгиваясь повсюду. Живая консерватория. На одно мгновение, быстрее, чем обычно моргают, звук испарился. Даже звук сердец. Звуки поспешно вернулись, извиняясь громкостью за своё отсутствие.
И все, кто подняли голову наверх, смогли заметить ЭТО.
ЭТО было неописуемо. Если Фигуры не источали ужас, они были просто очень другими, то ЭТО, то ЭТО имело прав на существование еще меньше, чем Властители. Его отвратительные, гладки, трёхпалые лапы очень медленно раздвинули куски крыши. Незаметно, как идеальный охотник. И теперь ЭТО глядело на внутренности Барака пустотой. В глазницах была не бездна, в которую долго всматриваются. Это была бездна, что голодна. Что ищет. И находит.
Оно смотрело на всех и ни на кого. Оно не дышало. Оно не двигалось. Оно не дёргалось. Оно не издавало запахов. Оно просто было. Оно не вызывало воспоминаний. Оно не могло вызвать воспоминаний. Оно не источало ненависти и агрессии. Но, почему-то, было сразу понятно, чего оно хотело. И это желание было всепоглощающим, определяющим ЭТО.
Из его рта торчал клочок балахона, как будто он специально не стал поедать владельца целиком.
Оно открыло челюсть. И нижняя челюсть начала опускаться. Как пластилиновая. Там не было зубов. Там не было языка. Там был только невозможный красный цвет. Медленно поворачивая голову из стороны в сторону, оно захлопнуло челюсть с ужасающе громким звуком. Он исходил не из неё. Для каждого он происходил внутри их головы, как будто прямо туда засунули будильник и забыли его выключить.
ЭТО не насмехалось. Оно не испытывало эмоций. Оно словно не существовало. Но оно было здесь.
Оно следило.
Об этом не писали в сказках. Об этом не писали в легендах. Но оно тут было.
Окно в задней части барака разбилось. Или открылось. Или это отвалилась задняя стенка барака.
Охранник с широко открытыми глазами стал медленно пятиться, даже не пытаясь достать оружие.
Громкий стук. Часы ударили вновь. Раз..