Проглотив последнюю ложку супа, который любой, кроме Жжёного, будь он даже самым нищим бродягой, назвал бы отвратными помоями, он осторожно отставил миску на край лавки и забравшись рукой старую, многократно залатанную сумку из мешковины начал судорожно в ней копаться, выискивая что-то на самом дне. Нащупав то, что искал, безумный калека, хихикнув, бросил в опустевшую миску маленькую медную монетку. Такую же потрёпанную временем как и её владелец.
Люди, которые шумно прибывали в этот дом сгрудились возле одного из столов, что-то рассматривая и о чём-то говоря. Это заинтересовало Жжёного. Медленно поднявшись с лавки, он взял в руку свой прислонённый к стене возле камина посох и хотел было направиться к группе людей, однако потом, снова повернулся к камину и, наклонившись, поднял с каменного основания небольшой, выпавший из очага и уже почерневший и покрывшийся золой, но всё ещё не до конца остывший уголёк. На мгновенье от бинтов, которыми были замотаны его пальцы, начали струиться тоненькие струйки сизого дыма, на что безумец не обратил внимания, однако тление угля быстро прекратилось под пальцами Жжёного и дымок исчез. Держа уголёк в правой руке, а посох в левой, Жжёный неторопливо ковылял к общему столу, огибая стоящие на его пути препятствия.
Подойдя, он завороженно уставился на стекляшку, на которой проступили колдовские письмена. Жжёный был сильно удивлён, что они написаны теми же рунами, какие были записаны в его собственной дневнике. Рунами языка, на котором составляются заклинания и которым творится колдовство и который практически не применяют для обычного разговора. Где-то в самом дальнем конце его сознания начало подниматься чувство необоснованной тревоги и паники, однако сейчас колдун был слишком отвлечён, чтобы разбираться в собственных мыслях. Он пытался решить логическую задачу - таким образом поменять местами увиденные им руны, чтобы получилась чёткая и завершённая магическая формула. Наконец он понял, в чём была проблема. В задаче не хватало ещё одной руны. Завершающей. Подув на всё ещё сжимаемый правой рукой уголёк и раздув на его конце маленькую багровую искорку, он потянулся к стекляшке и быстрыми, на удивление чёткими движениями нарисовал некую не сложную пиктограмму. То ли эрегированный фалос, то ли ключ необычной формы, то ли гриб, то ли фонтан, то ли гусеницу, возле которого располагался значок, напоминающий стилизованное изображение молнии. Мало кто мог понять, что обозначает эта каракуля, однако посвящённый без труда бы определил символ, обозначающий, в зависимости от контекста, сокрушающее пламя, либо сожжённый пепел.