Тихий стук копыт по ковру, тишина. Перекрученные фигуры манекенов. Пустота, которая заставляет быть настороже и не зря.
Опустившуюся решетку за спиной отмечают первой, что странно, ведь они уже в просторном помещении, разительно отличающемся от того, что можно было бы увидеть внутри циркового шатра. Высокий потолок, витраж, стены, пусть и из дерева. Густав понимает, что не подвело его ощущение, не обознался, однако, что с того? Какая радость от всего этого знания, если ты уже оказался заперт в ловушке.
Однако же, Густав был не из тех, что роняет слезы и пускает сопли попав в трудное положение. Он из тех, кто ищет возможности, которые можно претворить в жизнь. Так и здесь, он первым же делом отметил, что стены - дерево, не камень. А значит добрая сталь меча и топора вкупе с силой наемника могут принести какой-то и результат. Окно легко разбить - витраж вещь очень хрупкая. Хотя окно и высоко находится, но никогда не стоит отметать один из шансов.
Решетка - вот что больше привлекло внимание Густава. Это не каменный замок и позади не та отвесная решетка с прутьями в руку взрослого мужчины, которая покоится в глубоких пазах. Немало таких довелось повидать Кроцу, немало и взламывать, на что наука требовалась и очень-очень много времени.
- Плащ мой берите, - коротко сказал мужчинам, что стояли рядом с ним. Пусть не воины, но должны соображать головой, что из западни нужно выбираться как можно быстрее. - Кожа, крепкая. Пластаете на два-три лоскута и к лошадям привязывайте. Вырываем решетку и уходим назад - так будет лучше.
Отдав немудреные указания, Густав, наконец, обратил внимание и на врага. Он его не сразу заметил. Отказывались глаза как-то этот пустой доспех, будто бы изнутри факелом, или лампой масляной подсвеченный, воспринимать как противника. Но, видно, не кончилась бесовщина проклятым городом и бродящими мертвецами, будто кто-то решил на старости лет заставить Густава Кроца в чудеса нечестивые поверить. И к вере обратить разочаровавшегося безбожника-крестоносца.
Хмыкнул он на такие мысли странные и за бечеву потянул, которая оплетала тот самый длинный светрок, притороченный на боку у вороного коня. Два узелка, хитрые, потянешь - бечева и разойдется, но только если вместе их тянуть. Скинул на грязные цирковые ковры промасленные холсты, которые влага не брала.
И оказался в руках у Густава тускло блестящий гранеными боками пехотный штуцер армии Императора-государя. Зубами пробку выдрал из гора с порохом, который с пояса сорвал. Пальцем отвел курок до щелчка, в металлическом клюве которого кремень светлый был зажат. Сыпанул пороха на полку и взял точный прицел, уперев приклад тяжелой и железной бандуры в плечо.
- Похыхыхаи, паххуга, - пробормотал невнятно из-за пробки. Прищурил глаз и на спусковую скобу нажал. Пуля-то у него всегда в стволе вбита, вместе с пыжами и пластырями. Потому как эту нарезную мортиру Густав всегда держал готовой для особого случая. Досталась она ему словно чудом. Не раз думал наемник, глядя на то, что тяжелая пуля в ноготь его большого пальца (а руки-то у него ого-го какие) делает с людьми и природой - кабы такие стволы им в Святую землю, то не сарацины бы победу праздновали. Праведники со всего честного мира пускались бы в паломничество, чтобы святым мощам и реликвиям поклониться.
Ну, а теперь Густав решил посмотреть, как долго может хихикать этот мерзкий клоун, который висел на прутьях на другом конце зала, будто мавританская мартышка, когда ему прилетит такой подарок из свинца.
- Поглядим, - вторя своим мыслям сказал наемник, вытаскивая пальцами бумажную пулю и проталкивая в ствол ружья.
- Поглядим.