Маг, осмотрев дом, пришел к однозначному выводу, что деревня обречена. Если ей когда-то и вернется былой уют и спокойствие, то произойдет это уж очень не скоро. Доказательством тому служило хотя бы то, что мертв уже даже деревенский целитель, а следовательно уже некому даже предпринимать попытки исцелить здешних жителей, не говоря уже о том, чтобы действительно избавить жителей от чумы. Из чего следовало, что необходимо было предпринимать радикальные меры. Но идти за остальными жителями не пришлось - они сами нашли его. В количестве нескольких десятков, с абсолютно пустыми взглядами, они были не столько полны решительности, сколько отрешенности, осознания абсолютной тщетности любых попыток избавиться от гнетущей их проказы. Маг, выслушав Миколу, который говорил едва ли в пол голоса, понурил голову. После чего, не поднимая взгляд, произнес настолько же тихим голосом, с искусно поддельными нотками сожаления в голосе:
- Я не могу дать этой опухоли гнить дальше.
После чего резко поднял голову. Взгляд его налился голубым свечением, а выражение лица стало абсолютно нейтральным. Резко взведя одну из рук вверх, он громко произнес.
- Caedere!
После чего по разуму каждого из стоящей перед ним толпы ударила ментальная волна, содержащая совершенно ясную установку - убивать. Убивать того, кто стоит ближе всех. Убивать того, кто уже заражен. Убивать того, кто еще здоров. Убивать тех, кто находится в толпе.
Когда же заклинание было прочитано, глаза мага вновь вернули свою обычную форму, а он сам, выхватив шпагу из ножен, попытался отбежать как можно дальше в сторону, дабы не попасть под раздачу кого-то из осверепевших деревенских жителей.