...И будут их сердца правдивы и неистовы,
ибо нет ничего более неистового, чем правда,
и более правдивого, чем вера...
Старые, но не забытые, согретые ярым душевным огнем и запорошенные пеплом последующих войн, слова из проповедей капеллана Хелфрида, изреченные почти семь веков назад и дошедшие до нынешних дней на страницах окованного золотом, бережно хранимого Черными Храмовниками фолианта, теперь, глядя на спорящих Астартес, произнес про себя брат Манфред. Для него, вероятно, как когда-то и великого Хелфрида, была очевидна природа этих споров. Искренность и стремление к совершенству, бесхитростная простота и несгибаемое упрямство - таковы стороны духовного наследия Примархов, наследия Самого Императора. Сомнения, недовольство, что тревожили умы десантников, требовали выхода и находили его в резких, отточенных, как мономолекулярные лезвия их боевых кинжалов, словах. Но столь же очевидно, что покуда среди всех, ныне живущих Астартес, не смолкают споры о храбрости и трусости, о долге и предательстве, о вере и грехопадении - будут крепки их сердца и смертоносны мечи. Ибо в этом есть непобедимый дух Человечества.
Чемпион отошел от черного штурмового байка, возле которого, лишь только ступив на землю после окончания их бешеной гонки, он первым делом вознес благодарственные молитвы Императору, а потом молча наблюдал за своими спутниками, и приблизился к брату Ульриху.
- Я скорблю о твоей ране, Капеллан, и о ранах остальных тоже - с чувством произнес он, - Но радуюсь тому, что за каждую из них, зеленокожие твари платят своими жизнями. Думаю, при таком соотношении, прежде чем кто-то из нас падет в бою, миссия наша уже будет выполнена, - с этими словами Манфред снял шлем, чтобы Волк видел его улыбку, - Я заступлю в дозор сейчас же и простою в нем два часа, а потом разбужу тебя.
Пальцы Манфреда быстро сложились в знак Аквилы, которым он осенил себя, выказывая уважение собеседнику. Мудрым и твердым в наставлении братьев показывал себя этот славный Капеллан. А наставления его сейчас и вправду были необходимы. Пронизывающим, испытующим взглядом обвел Храмовник каждого из присутствующих. Брат Торнвальд выглядел хуже всех - потрепали его изрядно, но, судя по всему, достоинство и самообладание его были на высоте. Но и брата Аргуса было можно понять.
- Император смотрит на нас, братья. Мы Его дети. Путь наш и все, чем он ознаменован - и доблесть, и слабость - ведомо Ему. И тем, кто судит себя прежде других, дарует Он свою помощь.
Взгляд Чемпиона нашел выглядевшую такой хрупкой и тщедушной по сравнению с массивными Астартес фигурку ассасина.
- А ты, - закованный в броню перст указал на человека в маске, - Если еще раз позволишь себе помешать в бою космодесантнику - будешь немедленно и безжалостно уничтожен.