"... Сожри кракен мое самомнение со всеми потрохами. Как только я собирался проверить ловушку для аудика, то сразу стало понятно, что я здесь не один. Видимо, один из сарколанов также облюбовал это место, полное добычей, которая к тому же не сопротивляется. Хотя, не исключено, что к добыче он относил и меня. Как я уже писал, дубинка моя осталось в руках токов на Северном Зубце и теперь здесь, на Корасоне я был практически безоружен. Словом, сейчас бы вы не читали этих строк, не окажи мне помощь он - здоровый зеленый друг, которому, мой дорогой читатель, ты и обязан этой книгой. Когда я посмотрел, как он переламывает этого хищника напополам, я сразу понял, что он мне пригодится в качестве спутника и телохранителя. Но, увы, один из представителей народа хторров, древнейших обитателей Благодатного острова, был очень сильно привязан к своему дому и ни в какую не собирался уходить оттуда. Проводив меня до ближайшего села, он исчез в темноте, но перед этим я ему рассказал о Сондельмаре, который хранил меня во всех моих приключениях и благодаря чьей милости я до сих пор жив. Не знаю, откажется ли он от предавшего их божка или нет, придет ли в наше поселение, как я ему рекомендовал, но такие воители как он были бы бесспорно полезны для молодого Каштела..."
"Мои Странствия" Диого Альвареша, из архива Альворадской библ., VII век от С.Ю. Руки Гонсало скользили по молодой, еще не успевшей застыть глине, формируя направления, повинуясь неведомым посторонним тончайшим законам творения. Именно в эти сладкие минуты, мастер ощущал себя фактически богом, ведь он точно также может создавать новые формы, а потом, одним мановением крепкой натренированной руки изменить сделанное. Его посуда недаром ценилась у остальных брагансийцев, и даже сам эсколлидо в Альвораде ел из его тарелки. Он ненадолго прервался, слегка отойдя в сторону и критично смотря на свое творение. Очищенный от мякоти плод каоннахта, который служил формой для этой чаши, ходил было укатиться со стула, но Гонсало его удержал, ведь это бы означало неминуемый крах его напряженного многочасового труда. Чаша выходила идеально ровной, и он был доволен собой. Неподалеку от Брагансы сложно было найти плоды нужной формы, и ему не раз приходилось углубляться в лес в поисках того дерева, которое даст ему искомое. Конечно, ему каждый раз приходилось продолевать свой страх, но его пытливый ум нашел новые применение небольшим кусочкам глины, остававшимся после завершения процесса. Он стал изготавливать из них небольшие шарики, а затем вкладывать их в веревку и, постепенно ее раскручивая, отправлял в полет. Снаряды летели достаточно быстро, и одним солнечным днем ему даже удалось подстрелить сидящую на ветке тафити.
Гонсало не сразу заметил, как в его мастерскую вошел человек, наметанный глаз которого сразу остановился на праще (именно так мастер назвал свое оружие) с лежащими рядом снарядами. С Нуньешем, а это был именно он, глава Брагансийского ополчения, гончара связывала давняя дружба, благодаря которой в доме одного в изобилии водилась самая лучшая посуда, а второй мог не опасаться за сохранность своих изделий. Он с неподдельным интересом рассматривал оружие, взяв его в свою большую загрубевшую руку, а затем сделал несколько пробных неуклюжих взмахов. "Давай, я покажу тебе, как это делается" - улыбнулся Гонсало, и они вместе с заинтригованным товарищем пошли на улицу.