После месяцев в лагере и в разъездах город казался суетливым, шумным, смрадным. Была тут своя служба очистки, но все равно запах города был тяжелым. Тут и разные производства под боком, и ограничения по воде, из-за которых половина населения мылась раз в неделю, и свалки отходов, периодически вывозимые за периметр стен.
И помимо ни с чем не спутываемого запаха Большого города, Смитсона, как всегда, встречали безразличие и апатия жителей. Только попав в армию и посмотрев, как живут в поселках за пределами Большого, Смитсон понял разницу в отношении к жизни. Фермеры всегда смотрели с подозрением, всегда ждали подвоха, всегда настороженно ощупывали глазами то собеседника, то горизонт. В Большом работяги были в относительной безопасности, и это погружало их в апатию. Бездумно перемещались они от рабочего места к столовке, от столовки — назад в цех, потом в бар, сидели, пялясь в пыльные экраны, потом добирались до дома, отрубались на семь часов, и снова шли горбатиться. И все. Многие даже работали по выходным (большинству один выходной все же полагался) — не потому что не хватало денег, а потому что надо было чем-то себя занять, ну и подзаработать параллельно.
В комендатуре все было четко — это вам не бардак, как у штатских принято. Пришел, подождал, документы просмотрели, отметили.
Зайдя на рынок, Джо без труда нашел лавку, где купил блокнот с карандашом — полтора кредита (заплатил два, половину на него записали в особую книгу). Табак тут продавался дорогой — кулек стоил 4 кредита. Смитсон взял щепотку, чтобы посмотреть, не примешали ли какого-нибудь мусора, но вроде все было чисто. Потянулся за деньгами — нету, украли! Оглянулся по сторонам — и сразу мальчишка какой-то бросился бежать.