Машина проехала по улицам Рэда, мимо сляпанных кое-как домиков, мимо валяющихся в грязи упитых и обкуренных бродяг, мимо гор мусора. Ее провожали взглядами бандиты-шестерки, следившие за улицами, которые изо всех сил старались смотреться грозно. Провожали взглядами подбоченившиеся шлюхи в полной "боевой" раскраске, провожали безразличные ко всему, кроме еды, рабы. давно, кажется, на Джима не смотрело столько глаз. Большинство из этих людей его не знало, да и в окно он особо не высовывался, так что разглядеть его в машине было трудно.
А вот саму машину многие знали. А некоторые при ее виде даже ежились.
***
У Тертого были холодные, как ртуть, серые глаза, абсолютно лысый круглый череп и топорщившиеся с легким вызовом светлые усы. Еще у него были длинные, почти как у женщины, ресницы и амулет в виде сплющенной пули на цепочке.
Джим сразу понял, за что с ним подружился Бритва. В глазах Тертого читалась готовность убить. Или попытаться убить. В любой момент. Кого угодно. Ради выгоды, ради безопасности, ради какой-то одной ему известной цели. Не ради удовольствия, пожалуй. Скорее, как сплюнуть — чтоб во рту не мешалось. Или как отлить.
Бритва и сам был такой.
Две машины встретились в Пустошах в паре миль от Рэда.
Тертый смотрел на механика долгих десять секунд, то ли составляя свое впечатление о нем, то ли прикидывая, не прикончить ли его прямо сейчас. Джиму, уже больше года прожившему в Рэде, не нужно было напрягать воображение, чтобы представить, как этот человек легким и стремительным выбросом руки чиркает материализовавшимся в ней, как карта или патрон у фокусника, ножом по артерии собеседнику, а потом, вытирая с ножа кровь, в ответ на вопросительные взгляды соратников хрипло, бесцветно выговаривает, пожимая плечом: "Показалось."
— В больших машинах шаришь хорошо? — спросил Тертый наконец. — Винтовку взял? Хорошо. Может пригодиться. Патроны есть?