Джеб
Осматривай-не осматривай, мотоцикл был в порядке. Машина старая, ну а где сейчас новую возьмешь? Только если сталкеры раскопают где-то автостоянку и перегонят оттуда все. Да и не нужна особо новая техника — старая, значит проверенная.
Завел — железный конь трескуче взревел с готовностью своим двухтатктным сердцем. Звук у двигателя был ровный, хороший, привычный. Вот это — важно. Успокаивающе пахнуло биотопливом. Не особо крутая машина, но для работы подойдет.
Салли тем временем, сделав недовольное лицо, сходил наполнить фляжку. Он себя считал чуть ли не вторым человеком в поселке, а тут вот какой-то старикан заезжий за водой его посылает. Но так или иначе, флягу он принес.
За воротами были Пустоши. Через километр за спиной остался последний блок-пост. О'Салливан отметил про себя, что позиции тут везде были выбраны с умом: с пересекающимися секторами обстрела, с вынесенными в стороны отдельными гнездами, с взаимным прикрытием — так, чтобы нельзя было изолированно прижать огнем отдельную точку и подобраться к ней вплотную, не попав под огонь их товарищей. Если бы нужно было непременно взять такую позицию, координировавший действия групп по радио, смог бы прорваться, но всякие босяки не стали бы морочиться — опасно, стремно и что делать непонятно. А рейдеры вон все же просочились как-то мимо этих заслонов и устроили внутри резню.
До шахты было всего пять миль, но это по прямой. На деле выходило все десять — дорога петляла среди холмов и оползней, кое-где на земле были разломы, а над всем этим возвышалась желтая, словно зуб старухи, неприветливая гора, усеянная клочками чахлого кустарника, как мухами. Гора притягивала взор, Джеб нет-нет, да и поглядывал на нее.
Скоро он подъехал к первому опасному месту — миновав ориентир, три больших белых камня, на которых кто-то вырезал стрелку, дорога сворачивала вправо, огибала отрог горы, а потом резко заворачивала влево, уклоняясь от встречи с холмом. Склоны тут везде были каменистые, легко осыпающиеся. Джеб притормозил заранее и огляделся, но ничего такого не заметил. Надо было решать — пролететь поворот на скорости или брать винтовку, оставлять тут мотоцикл и трясти свои старые кости, прыгая по камням.
Майер
Сшиватель оказался крепким орешком. В Электре такими пользовались, и Майер даже сам пользовался, хотя он был больше механиком, а не врачом, базовое образование для ученых было универсальным. Это, наверное, и позволило ему выжить в Пустошах.
В Электре все дети учились в обязательном порядке, по "ускоренной" программе (наверное, ускоренной по сравнению с довоенной, потому что по сравнению со школой в Нью-Хоупе она была скорее расширенной). Те, кто учился плохо, становились разнорабочими, уборщиками и охранниками, получали довольствие по самой низкой ставке. Те, кто справлялись, шли на углубленные курсы, после них большинство становилось ассистентами — занимали разные вспомогательные позиции или обучались на операторов техники. Самые способные поднимались еще на ступень, становились лаборантами, там и давалась эта универсальная разносторонняя наука. До этого уровня доходило процентов десять, не больше. Майер вот дошел. С точки зрения его коллег и наставников поехать при этом за стену было все равно что растранжирить очень ценный ресурс, восполняемый не каждый год.
Но все его знания в этот раз оказались бессильны. Не работает — и все. Вроде все на месте. Вроде все подключено. Машинка умерла безвозвратно. Майер провозился с ней где-то с полчаса, сидя прямо на земле у стены госпиталя, потом к нему подошел Салли — тот неулыбчивый местный житель с курчавыми черными волосами, что выкатил Джебу мотоцикл, и позвал к шерифу. Без угрозы позвал, но настойчиво, отказываться явно не стоило. Тем более, что Кейн был пока еще на операционном столе, Джеб уехал, а у Джоша не было теперь даже пистолета.
Шериф оказался еще менее улыбчивым, серьезным, строгим, и что-то в его лице заставляло думать о нем, как о человеке, не лишенном принципов. Каких вот только...
— Присядь-ка, — сказал он и вдруг улыбнулся. — Я тут шериф, как ты, наверное, уже понял. Зовут меня Кейб, а еще называют Две Шляпы. Потому, наверное, что я тут и шериф и мэр заодно. То есть, как ты понимаешь, должен знать все о людях, которые в нашем поселке обитают, пусть даже временно. Захочешь меня о чем спросить про поселок — спрашивай. Но сперва и сам расскажи, кто ты, откуда, чем занимаешься, куда путь держишь. Интерес не праздный.
Кейн
Влив обжигающего буза в глотку и закусив палочку, Кейн приготовился терпеть медленную мучительную пытку, вроде отпиливания ноги тупой пилой. Но ничего такого не произошло. Было, конечно, неприятно, как и предупреждал док — зудящая, щиплючщая боль и покалывание — но чувствовалось, что в отличие от Майера, которые только знал, "как это делается", Конрад занимался починкой человеческих тел очень давно. Руки у него были сноровистые, лишних движений он не делал. Промыл, уколол, проверил кость, посыпал тем, что помощник в ступке натолок, потом приложил какой-то компресс, перебинтовал. Каждый раз, когда становилось не по-детски больно, здоровяк вынимал палочку изо рта и прикладывался к бурдючку. После третьего или четвертого раза он уже перестал запихивать "закусь" в рот между глотками. Притуплялась не только боль, но и остальные чувства.
— Хорош! Док, забрать у него емкость? — спросил помощник, вытирая руки тряпкой.
— Да не. Они заплатили и за нее. Пусть, — отмахнулся Конрад.
Кейн не заметил, как пролетело время. Сейчас, пожалуй, запала у него хватило бы, чтобы встать, хотя он сомневался, что удержится на ногах.
— Молодцом, здоровяк! — похвалил его врач. — Через пару дней сможешь встать, а через неделю уже сам машину будешь вести. Через месяц чуть прихрамывать будешь. Теперь полежи тут спокойно, вечером решим, куда вас поселить.
Вместе с ассистентом они перекатили стол-тележку, стоявший до этого на стопоре, в соседнюю комнату, и уложили Кейна в бараке среди других больных. Буз в бурдючке кончился, глаза закрылись, и Кейн заснул.