— А что, не влезу, думаешь? — весело предположил главный (это читалось сразу). — Так я мозолей не боюсь, за три дня разношу!
Его подручный и мальчишка-механик заржали.
— Деловых люблю! — добавил он. — Раз сказали, значит есть такой. Считай, нашла. Как звать-то тебя, красивая? Хотя, к черту имя! Я буду тебя звать Огненные Бедра! Или даже просто Пламя. Идет? — и он опять подмигнул.
Луиза и раньше отметила, что Соломон и Сэм Уайтфилд были разными не просто внешне — по сути. У обоих был талант вести дела, у обоих был опыт. Но вели они их по-разному. Червь все делал неторопливо, осторожно, на риск не шел, но знал, где верный выигрыш. Торговля для него была путем выживания. "Курочка по зернышку клюет, кредит обойму бережет," — так можно было бы выразить его кредо.
Уайтфилд же играл резче, увереннее, по-своему хладнокровно. Его штырило от самого процесса — барыши, терки, вложения, ходки. Развитие было для него смыслом. Когда он что-то терял, он не огорчался — ведь впереди было время, чтобы наверстать упущенное. Он не выживал, он этим жил. Мог и рискнуть. "Кто не рискует — досыта не ест!" — такой девиз можно было бы вполне ему приписать.
Хлесткий разительно отличался от обоих. Это был человек, в торговле соображавший и обладавший нужными качествами, но которому обычная торговля приелась. Он вел дела дерзко, иногда расточительно, иногда сильно рискуя, зная, что Пустоши редко дают второй шанс. И делал это, потому что обычная сытая жизнь успешного торговца уже не казалась ценностью сама по себе. Какой-нибудь фермер или батрак, глядя на него, со злостью сказал бы: "Зажрался торгаш!" Хлесткий и сам так думал. Но ему лучше было все потерять и подохнуть в пустыне от жажды и голода, чем еще двадцать или даже тридцать лет жрать тушенку и коптить воздух. "А мне и досыта не всласть," — если одной фразой все это выразить.
Вот такой он был, и принимать его нужно было как есть — или не принимать вовсе. Это Луиза поняла с первых слов.
— Так чьи, говоришь, сапоги?