Звуковая волна ударила в гоблина и полетела чуть дальше, оставляя на теле этого отродья глубокие порезы, но один из них, особенно сильный, полоснул прямо поперёк горла. Тварь рухнула, словно подкошенная, лицом в ручей, и воды вниз по течению окрасились алым, неся тревожную весть о чьей-то смерти. Не успела Мэвис облегчённо вздохнуть, как невыносимая боль заставила весь мир вокруг сгинуть на миг за багряно-чёрной пеленой, нахлынувшей на взор девушки. Другая девушка бы в ту же секунду закричала бы от боли и страха, но Мэвис прошла в застенках баронессы через целую череду пыток, не проронив ни звука. И в этот раз она сумела усилием воли запереть крик, рвущийся наружу, в глубине груди.
Поняв, что сбежавший лучник следил за ними, поджидая удачной возможности поквитаться с давешними врагами, Мэвис почувстовала укол стыда, но укол стрелы был во много раз больнее. Подобрав подол, девушка бросилась к тому, от кого посчитала ближе к себе - закованному в латы паладину Морадина. Рядом с ним, укрывшись хотя бы отчасти за тонким деревом, девушка вдруг поняла, что плачет: слёзы брызнули из глаз ещё при попадании стрелы, но она не почувствовала этого. Взяв себя в руки, она прикрыла глаза и стала напевать без слов мелодию, что когда-то пела ей в детстве мама перед сном. Магия песни поднялась из глубин памяти и окутала девушку своими тёплыми объятиями, ласковыми, словно прикосновение матери. Боль отступила, и Мэвис смогла спокойно вдохнуть.
Но, как и любая женщина, с прощением у неё было тяжеловато, поэтому она выглянула из-за дерева и вновь прибегла к разрушительной силе своего голоса, отправив волну из режущих тонких нот в своего обидчика.