Долго бродил Торонар по миру. Стоптал сто сапог, стер сто посохов дорожных, съел сто хлебцов, что силы его поддерживали, испил сто глотков воды из бурдюка своего. Неузнанный, ходил он, оставляя за собой лишь след, по которому нельзя было выследить, да кострища, которые ветер из его бороды развеивал по утрам. Дивился на творения богов, но личину свою до времени не открывал, оставался всегда на шаг позади своей тени.
Глядел на дыру в земле, что уходила в черноту ночную, чесал затылок: какой титан такое сотворил? Построил себе челн да плавал по водам неспокойным в царство названного брата, с рыбами молчал друг на друга, да радуги пускал над водой. Хмыкал, глядя издали на трон черного владыки, что-то прикидывал да хмыкал в бороду. Длинношеев глядел, улыбался, вспоминая пигалицу Нероэ, что надоумила зверя йетя слепить. Хаживал тропами звериными через горы, разглядывал, прикрыв глаза дланью от солнца, летучих ящеров в вышине да на скалах. Перекликивался да ухал с полярными совами, что в тундре Сарлаана промышляли ночами. Даже во дворец бога-насмешника явился, но стоял во время пира богов за колонной, скрывшись под плащом своим, невидимый, крутил ус, молчал да слушал, усмехался, себя не открыл.
Много исходил Торонар, много шагов отмеряли его ноги, сколько - и не скажешь. Утомился, отдохновения захотел. Стал место искать, где можно прилечь в тени прохладной, сапоги стянуть да мозоли срезать. Чтобы и посох новый было из чего выстругать, и вода чтобы не горчила, и солнце чтобы грело.
Так и забрел громовержец в сад, что вырастила у берега моря Фиона, хозяйка жизни. Но был уставший владыка, умаялся с дороги. Лег в сени легкой, плащом накрылся, заснул по-богатырски, захрапел громоподобно. Спал он и снилась ему дева зело прекрасная: платье на ней цвета листвы молодой, волосы ручьем на плечи струятся, в глазах искры золотые, губы сочные, статью королева. Водила дева его по саду прекрасному за руку, молчала и улыбалась.
Проснулся Торонар, огляделся. Так он в том саду и очутился! Задрал голову да дивится на деревья неведомого ему цвета. Глядит на зверей, что его не боятся, да трогать их не решает: а ну как поранит силой своей безмерной да рукой грубой, мозолистой? Воду пьет из ручья и молодеет на глазах. Любуется закатом с берега, да чует: щемит его сердце.
- Раз в том саду я очутился из сна, значит, и хозяйка его тут должна обретаться, - помыслил вслух Торонар. Снова огляделся да проговорил громко: - Явись, дева-владычица, дай полюбоваться на тебя, на колено припасть перед красой твоей! Путник я непутевый, ходок беспокойный, горемыка без своего угла! Очутился во владениях твоих, да спасибо сказать за отдохновение и гостеприимство хочу!