Джейнард, всласть отоспавшийся, ещё долго просто лежал под одеялом, свернувшись калачиком. Он наслаждался негой в тепле и уюте (а даже самая простая постель после трудного пути покажется царской периной), и в дрёме ему виделись зыбкие сны, в которых он, подобно великим пиромантам прошлого, шагал прямо по раскалённым добела камням, среди бушующего пламени, а в руках его, покорные его воле, танцевали шипящие плети из разноцветных языков пламени. И так сладки были эти грёзы, что чародей бы наверняка проспал завтрак, кабы не нос, учуявший запах каши, да желудок, тут же заворчавший от голода. Пришлось вставать, вылазить из-под прогретого одеяла. Впрочем, стоило Маллису покинуть объятия постели, как сонливость словно рукой сняло.
Он озорным мальчишкой (которым, по сути, и являлся) слетел длинными прыжками с лестницы и с размаху бухнулся рядом с Тагилом, с весёлым смешком врезавшись боком в рыжего детину, который даже и не шелохнулся. Не тот размер был у Джейнарда, чтобы такого силача хоть на дюйм пошатнуть.
Уплетая за обе щеки вкусную домашнюю кашу с маслом и заедая её свеженькой булкой, чародей только кивал в поддержку Тагила, не мешая себе жевать, а когда мешочек тифлинга лёг на стол, он не глядя полез в свой поясной кошель, достал привычным движением пять монет и ссыпал их в мешочек жрицы, прошамкав с набитым ртом:
- Жа вшех,- и вновь принялся жевать, поглядывая горящим энтузиазмом взором то на рыжего, то на беловолосую. Он вновь предвкушал путешествие, словно позабыв, сколько всего натерпелся до этого.