Сверчок изучил женское платье настолько, насколько позволял его богатый жизненный опыт. Одежду давно не носили, это точно, а сказать сколько именно - это уже каким-то запредельно узким специалистом в одежде нужно быть. Факты говорили в пользу раннего предположения Ханса - либо у цыгана была женщина, которая умерла или ушла, либо это какой-то очень странный цыган, ранее наряжавшийся в женскую одежду, но отчего-то эту привычку оставивший. Прильнув к двери, Сверчок прекрасно слышал всё, что происходит снаружи, и находился он ближе своих товарищей к цыгану, да ещё и мог внезапно появиться у него за спиной.
Рик ненадолго отвлёкся от намеченной цели, огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил себя стоящим по колено в очень густой туманной дымке, так что ни земли, ни своих ног он не видел. У костра туман также собирался, но был ещё жиденький, редкими струйками разбегавшийся над землёй, а потому никто из собравшихся там не обращал на него внимания. Очень странно было видеть это явление здесь, на возвышенности, да ещё и столь внезапно появившимся.
А у костра обстановка накалялась. Цыган теперь уже открыто держал в одной руке меч, а в другой музыкальный инструмент. Его взгляд перемещался от рыцаря, также обнажившего свой клинок и проявлявшего наибольшую агрессию, к священнику, пытавшемуся получше рассмотреть ребёнка в люльке, и обратно. В обоих цыган, похоже, видел угрозу.
- Ещё шаг, падре, и я вспорю вам брюхо, - вдруг сказал цыган, не ответив на заданный Имре вопрос. Он эффектно крутанул в руке меч, так что опытные воины узнали в нём не просто кочевника, но человека, обучавшегося военному ремеслу. - Этот добрый человек, кузнец из Капошвара, не рассказывал вам, как я поступаю с чужаками, пришедшими с оружием в мой дом?