Хмыкнул Джек, ничего не сказал на слова Мелиссины. Но задумался. Заворочались под лысым черепом мысли-мыслишки всякие, от которых и сам Джек удивился даже. Знать не знал, что такое за ним водится, а тут вона как, к сорока годам выползло. Либо тут магия шутит колдунская, одно из двух.
А суть мыслей была простая: девку обидел, плохо получилось. Извиниться бы надо. Все же не просто шалава какая-то из борделя, своя баба, считай, рубились вместе столько, опять же без нее, небось, и рыцари бы положили всех (хотя может быть и не напали в первую руку), но и без ее помощи, считай, никак не обходились попервой. Мэтр скуп на объяснялки был, все больше поглумиться, да поплясать любитель.
В общем говоря, Джек задумался над вопросом этим. Попутно решил, что обиделась она больше на "любовь". С таким-то еблом не очень-то везет на нее, наверное.
Когда в лесу затаились и лагерь разбили, Джек первым делом начал хлопотать по поводу пожрать. Нормально не жрали столько времени, сил уже не было терпеть. Да, небось, и у других тоже животы подводило. По крайней мере за Гарри и Германа Джек точно поручиться мог - бугай бугая завсегда поймет. Потому, как только костер развели - по-походному, хитро развели, чтобы дыма не было особо - начал из сумки хавку трофейную доставать. Сыр, хлеб, солонина, нога конячья. Винище положил, один бурдюк на круг. Флягу достал с самогоном, наконец. С народом лопухов каких-то нарвали, здоровенных, чтобы было на чем разложить нормально, да и начал своим ножиком здоровенным мясо пластать и на палки одевать. Полагалось полоску мяса самому на палке жарить и на свое усмотрение жрать, вместе с сыром и хлебом. Но перед этим всем, Джек флягу пустил по кругу:
- Давайте, мужики, помянем Голодного. Не похоронили толком, так хоть пожрем за него, чтобы и там сытый оставался! - первый самогонки глотнул и дальше передал. Занюхал рукавом, аж слеза пробила. Потом начал есть по-быстрому, при этом часть сыра с хлебом отложив для Мелиссы.
Пока Хурт ел, незаметно к книжке подкрался, которую тот беспечно оставил на видном месте, и с конца листок выдрал тихо-тихо. Да за пазуху спрятал.
Как поел, Джек начал заниматься делом, которое себе придумал, а именно - самую лучшую часть конской ноги, которую до того отложил, начал на костре аккуратно обжаривать, периодически винцом сбрызгивая. Как зажарился кусман, положил его на кусок хлеба, тоже специально в форме какой-никакой миски оборванный и сверху чутка сыра настрогал ножом, чтобы, значит, поплавился нормально. Эту всю красоту накрыл из лопухов и веток сооруженным колпаком, чтобы мух не налетело всяких и понес аккуратно к палатке Мелиссы. Осторожно к сундуку приблизился, значит, и сказал ему:
- Слыш, паря, ты не бузи, короче. Тут жратва Мелиссы. Я на тебя поставлю, так что стой ровно и не урони, а то она тебя мечом на щепу пустит, ясно? Я надеюсь, что мы поняли друг друга. -
К еде второй бурдюк с вином присовокупил, непочатый который был. А потом пошел вокруг лагеря побродить, вроде как с дозором.
На самом же деле Джек собирал... цветы. Какие находил, ему, в общем-то, похуй было, что за цветы. Так что насобирал всякого, букетик мелкий такой. Принес его обратно к палатке. Задумался ненадолго, потом достал цепочку золотую с крестиком - которую еще в день рождения Зубастика оприходовал с кого-то - и вокруг букетика обмотал, чтобы не развалился тот. Положил рядом с хавкой. Напоследок листочек достал и угольком что-то на нем медленно и старательно накарябал, после чего присовокупил к остальному и, с чувством выполненного долга, отправился обратно в лагерь.
Спальник встряхнул, расстелил его с удовольствием. Броню поснимал, ту часть, которая металлическая была, да и залез в него, чуть не урча от удовольствия.
- Дайте-ка винца мне. Так, - хлебнул из горла. - Короче говоря, я буду под утро дежурить. Нехуй-нехуй, кашеварил на вас всех, о конине позаботился даже, чтобы с голоду не помирали. Вон у нас, еще одна нога осталась, считай. Надо ее в угли запихнуть, что ли, чтобы не завоняла до завтра. Ну так вот короче, я спать. Кто со мной дежурить будет - сами разберитесь, хе-хе. -
И засопел. Тихо-тихо так, но явно умиротворенно.