Хобс, для которого всё происходящее тоже было сопряжено с нервными переживаниями, ухватился за возможность поскорее покинуть это недоброе место. Заходя в дом, Десмонд заметил, как кэб уезжал. Но теперь всё его и его спутников внимание было приковано к внутренней обстановке здания, в котором их ожидал финал этого затянувшегося ночного кошмара. Тельман дрожал всем телом, то ли от страха, распространению которого теперь не препятствовало алкогольное забытье, то ли от нахлынувших воспоминаний. Эбигейл то и дело замечала, как старый доктор проводил рукой по остаткам мебели или стенам, словно пробуждая былые ощущения, и морщился при этом, будто ощущения эти сопровождались горьким осадком.
Внутри старой клиники Тельмана царило запустение. Здание давно было заброшено и, вероятно, на какое-то время его облюбовали бездомные. По углам были разбросаны мусорные кучи из явно нанесённых с улицы вещей. После пожара, уничтожившего почти весь интерьер, никто ничего не вывозил - разрушенная мебель позволяла догадываться о назначении тех или иных помещений. Наконец, троица добралась до той самой комнаты, где закончилось видение Эбигейл - в медицинском кабинете. Это единственное помещение, где не было следов запустения. Конечно, оно тоже выглядело отчасти заброшенным, не очень чистым из-за толстого слоя пыли, но мебель здесь была ещё в приличном состоянии, а следов пожара не виднелось вовсе.
На одном из двух рабочих столов стояла газовая лампа, проливавшая свет только на центр комнаты и оставляя пугающе тёмными её углы. На Тельмана вновь нахлынули воспоминания, о чём свидетельствовала побежавшая по его щеке слеза, которую он поспешно смахнул рукавом. В комнате никого не было, окна и две другие двери были заколочены досками, однако каждый ощутил чьё-то присутствие, для чего не надо было обладать способностями Эбигейл. Концентрированное зло находилось в этом кабинете, столь сильное, что пронзало незримую ткань между мирами и проливалось во всей своей отвратительной мерзости из Царства мёртвых, Лабиринта, Бледного Эфира или ещё откуда в мир смертных.
- Ты пришёл, мой старый враг, - зазвучал гневный женский голос из пустоты. - Там, где всё началось, сегодня всё и закончится.
- Кто ты? Покажись, исчадие, - прокричал Тельман, теряя самообладание.
- Я Майлз Смит, опустившийся на самое дно композитор, умерший в осознании, что ещё не создал своё величайшее творение, - произнёс уже другой, мужской, голос из другой точки комнаты.
- Я Барнабас Корда, борец за свободу Венгрии, так и не увидевший воплощения в жизнь своей мечты, - голос принадлежал пожилому человеку и вновь исходил из нового места.
- Я Лоретта Пикетт, которая неделю не дожила до своей свадьбы, - раздался звонкий голос молодой девушки, едва не сбивавшийся на плач.
- Ты отобрал множество невинных жизней, разрушил надежды множества людей, - раздался низкий мужской голос. - Ты предал одну из величайших клятв, что может дать человек. Ты забирал жизни, когда должен был их спасать. И в этом обвиняю тебя я, Джеймс Андерсон.
Из темноты, где ещё мгновение назад ничего не было, вышел человек, тот самый джентльмен, которого Эбигейл видела в своём мистическом видении. Лицо его скривилось в гневной гримасе. Десмонд смутно припоминал этого человека - он иногда появлялся в их общей с Тельманом клинике, когда молодой доктор только начинал свою работу. Рассмотрев Андерсона внимательнее, Эбигейл и Десмонд увидели свежее пулевое отверстие на его виске. С такой раной совершенно точно нельзя было ходить, а тем более говорить.
- Там, где всё началось, всё и закончится, - мрачно проговорил Андерсон. - Лишь одна жертва удовлетворит Лобаласа, повелителя гнева, и эту жертву должен принести ты, Эдвард.