Убедившись, что его уговоры достигли цели, Гинхорн, казалось, тут же забыл о чужаках – он двинулся вдоль каравана, подгоняя возчиков, и затем, почти бегом вернулся на своё место, удостоившись неодобрительного взгляда старца.
Женщинам же подняться в фургон помог начальник охраны: спешился, ловко запрыгнул в фургон и, не особо церемонясь, в два движения затянул туда дам. Мысли мужчины в фуражке при этом явно были заняты чем-то другим, он, как и хозяин каравана, настороженно оглядывался по сторонам, не показывая страха столь открыто, но явно ожидая неприятностей. Обернулся в освещённую керосиновой лампой глубь фургона, бросил:
- Фрейя, к нам тут гости, - и спрыгнул обратно в белёсую пыль Дороги, подзывая коротким свистом коня.
Помянутая Фрейя оказалась женщиной лет тридцати пяти, крупной, широкоплечей, могучего сложения. Цвет её глаз, и заплетенных в толстую косу волос наводил на мысли о родстве с белобрысым щёголем, но одежда была куда как проще: юбка до колен, шаровары, простая блуза да жилет. И опять-таки – верёвка, усеянная узлами верёвка вокруг пояса. А на коленях у женщины лежала широкая тяжелая сабля, по обнаженному клинку которой она раз за разом неторопливо проводила оселком.
Новое чувство орка говорило о том, что грехов за этой женщиной нет, и чутьё рыцаря вторило ему, указывая на её невинность.
На замечание усатого женщина лишь кивнула, продолжая точить клинок, и лишь когда вновь живые расселись на двух из трёх стоявших в фургоне походных коек, подняла взгляд:
- Ну, здравствуйте… куклы, - теперь путники это слово поняли. То самое, которым назвал их старик. То самое, после которого Гинхорн начал так настойчиво зазывать их в свой караван.
Фрейя в последний раз обмакнула точильный камень в ведёрко с водой, тщательно протерла клинок замшей и спрятала его в ножны. Посмотрела на воина в тунике:
- Хороший вопрос. Ответа, правда, на него никто толком не знает. Это Белая Дорога. Была всегда, будет всегда, ведёт из мира в мир, - женщина пожала плечами, - Это если вкратце.
Меж тем караван тронулся. Качнулась лампа, заплескалась вода в ведёрке. Фрейя, покосилась на переднюю стенку фургона, пробормотала что-то вроде: «Совсем постарел…», вздохнула и вновь обернулась к путникам.
- Она не просто место, не просто камни, небо или звёзды. Старуха (тут женщина коснулась верёвки с узлами), она… живая. Как боги, например. А вы все, вы её куклы. Были героями, святыми, юродивыми, ещё кем-то таким, померли, и хоп – сидите здесь, потому что Старуха решила вами поиграть. А мы кто такие, чтоб ей мешать, да расположения её лишаться? Теперь вот Ионе новый путь растить, силы тратить, снесло нас порядком…
Тут Фрейя осуждающе покачала головой, и вновь обернулась, словно пытаясь увидеть сквозь брезент, что сейчас происходит на козлах, и справляется ли старый Иона с «ращением пути».
- Ладно, не ваша вина конечно, чего уж там… Небось у самих мозги уж набекрень от кутерьмы этой. Доставим вас в ближайший подходящий мир, и распрощаемся, только б из Домов никого по пути не встретить. А вы не пропадёте, Госпожа своим куклам обычно дары даёт, и дары богатые, людям таких не видать, даже тем, кто Силам продался. Вот, считай, за что помер, таков и дар будет.
Скрипели ступицы, стучали копыта, сквозь проём виден был следующий фургон, да обочины Дороги, однообразные, и вместе с тем неуловимо меняющиеся каждую пару минут. Что-то странное произошло с ощущением времени: вроде бы лишь минут десять назад караван тронулся, и вместе с тем, кажется, будто едет он уже не первый час.
- Понимаете-то всё? Ну не важно, главное слушайте, понимание придёт. Так, что ещё рассказать-то надо?..
В этот момент фургон резко остановился. Вдоль каравана мчался однорукий, хрипло выкрикивая одно лишь слово-команду:
- Вагенбург! Вагенбург!
На щеке калеки алел свежий порез.
Фрейя встрепенулась, выдала длинную череду непонятных, но явно бранных слов, и, подхватив саблю, выскочила из фургона, который, меж тем, вновь поехал, сворачивая с дороги. Караван перестраивался в кольцо.