Посещение сэром Асгером Фальком замка Минервы (к главе 34)
Она солгала ему. Мина подошла к каменной чаше, одиноко украшавшей миниатюрный внутренний дворик, какие в изобилии водились в ее замке, и присела на невысокий парапет, положив руку на живот. Внутри зрела новая жизнь, которую дал ей на сохранение ее Гвирит. Любимый, муж, единственный, возлюбленный, самый лучший. Непривычно ощущать себя матерью, зачинательницей рода, дарительницей жизни, но еще непривычнее осознавать, что отец ребенка, скорее всего, никогда не узнает о нем. Было немного грустно.
В чаше, наполненной до краев дождевой водой, плавали золотисто-бурые листья - должно быть, с прошлой осени, а может, уже где-то пожелтел дуб? Вряд ли. Скорее всего, занесло их сюда ветром в прошлом ноябре, когда волки с серебристой шерстью вновь повадились приводить к ней пленников. Она ничего не могла сделать - тогда. Сейчас же всего несколько слов голубых джиннов - и стая бессильно скребется за оградой, посылая в ее адрес беззвучные и неисполнимые проклятия. За нее заступились. Впервые в жизни.
И все это благодаря ее мужу. Какая невероятная гордость распирает ее, когда она думает о Гвирите! Ее эльф. И она любит его, а он любит ее. Действительно, как в сказке. Но она солгала ему.
Зачем? Ведь не было никакой прямой необходимости. Отец умер и никогда не услышит ее, но... она не могла. Сказать в адрес родителя хоть одно дурное слово. Она хотела принять все на себя. Лишь она одна виновата во всем. Не потому что хуже всех, а потому что осталась в живых. Разумеется, это подлость. С ее стороны. И заклятие тут не при чем.
Если бы она хотела его разрушить - разве бы не выбрала своего нареченного, когда он пришел за ней? Но она, как обычно, попятилась, прячась за расписным веером, и парня убило у нее на глазах. Как она может простить себе такое?! Она должна была солгать тогда, чтобы спасти ему жизнь. И себе. Но она не решилась. Tогда она сидела в башне всего два года, и еще не знала, какие ужасы предстоят ей. Она боялась, что не сможет полюбить супруга, жить с ним в мире и согласии, или что он не сможет править, или что она не сможет... Сейчас эти воспоминания казались какими-то ненастоящими, подернувшимися патиной времени, словно кто-то подсказал их ей. Какая глупость! Надо было соглашаться, но тогда она никогда не узнала бы Гвирита.
Сердце встрепенулось и ожило, забилось в груди - ярко, неутомимо, радостно. Она всегда чувствовала себя очень счастливой, когда думала о своем спасителе. А ведь он тоже солгал ей - она рассмеялась. Да.
- Поцелуй меня! Пожалуйста, прошу тебя!
- Мне нельзя, — смотрит как-то странно. Шутит? — На мне проклятье. Я превращусь в лягушку. И ты тоже.
Совсем свежие, радостные воспоминания. Они квиты? Да, наверное. Не стоит беспокоиться.
Маленький светлячок - светящийся шарик, какие Мина создавала, чтобы те обслуживали ее, - неслышно подлетел к девушке сзади.
- Принцесса, принцесса! К Вам посетитель! - возбужденно доложил он. - У южного входа.
У замка только одни ворота, но ведь она знает, что есть и потайной выход - поэтому светлячки так странно докладывают. Она уже почти привыкла.
- Я иду, спасибо, мой хороший.
Как жаль, что Гайде появляется так редко. За последние два месяца они сдружились. Джинна всегда старалась быть нежной и мягкой с Миной, и принцесса отвечала ей со всей возможной добротой и приязнью - не потому что так надо, а потому что сердце так хотело.
Гость оказался невысоким, хрупким, как тростинка, светловолосым. Чем-то неуловимо напомнил нареченного, и молодой женщине захотелось попятиться, руки сами поискали в складках тяжелого платья веер...
- Добрый день, - этот поклон, эта беззащитная улыбка сразу ее успокоили. - Вас хорошо охраняют.
- Да, спасибо... - растерянность. - Кто Вы?
- Не узнаете цвета паладинов Луны? - синие брюки, синяя туника с золотисто-бело-синим символом, белая рубашка с просторными рукавами. Нет, она видит их впервые. Покачала головой. Северянин продолжил: - Меня зовут Асгер Фальк, я из грен'ивидского отделения. Слышали о таком?
Снова качает головой и трет кольцо на большом пальце левой руки - массивный дорогой перстень с печаткой в виде двух драконов, золотого и серебряного, сплетшихся в неразрывном объятии. Свадебный подарок мужа.
Гайде появляется, как всегда, неслышно и ласково шепчет на ухо:
- Его намерения чисты, можешь впустить, если хочешь.
- О, госпожа джинна! - Фальк приветливо кланяяется им обеим. - Я и подумать не мог, что когда-нибудь увижу существо столь легендарное...
- Хватит льстить, - Гайде кокетничает всем телом, и слова ее, в противоположность смыслу, легки и изящны. - У меня есть муж.
- О, тогда прошу меня простить... - и снова поклон, и паладин входит в открывшиеся, наконец, ворота.
Мина проводит его в приемные покои, но там хмуро и мрачно - высокие потолки, символика давно умершего королевства, флаги на балках и гобелены на стенах.
- Вы не против, если я приму Вас на свежем воздухе, господин Фальк?
- Конечно! Где Вам будет угодно.
И они идут в тот дворик, к чаше, где плавают листья, отчего-то напоминающие ей о муже, и она снова опускается на низенький парапет. Паладин садится напротив.
- Ваш муж просил передать Вам это, - уважительный взгляд, письмо подает с поклоном. - Он в непростой ситуации, но он любит Вас и желает защитить.
Она быстро пробегает строки, написанные любимой рукой.
- Не буду говорить ничего, - сэр Асгер, похоже, скорбит вместе с хмурым осенним небом. - Я хочу, чтобы Вы решили сами.
- Я поеду, - она прижимает письмо к животу, чернилами к платью. Она хочет почувствовать его ближе. - Муж сказал, значит, я поеду. Гайде, вы поедете со мной?
- Конечно, дорогая, - джинна нежно проводит по ее плечам, смотрит на Фалька. - Мы ведь не помешаем, господин паладин?
Печальная усмешка на губах северянина.
- Будьте невидимы. Ради... Мины.
- Tолько ради нее, - Гайде серьезна, как никогда. - Идемте, Ваше Высочество, нам надо собираться.
- Да... одно слово, Гайде, одно слово, - она ждет, когда джинна отлетит ко входу во внутренние покои и спрашивает: - Как он? Каким Вы видели его, сэр Фальк? Как он себя чувствует? Что с ним? Я могу... что-то сделать для него?
Асгер успокаивающе накрывает судорожно сжатый кулачок ладонью.
- Минерва, я не хочу врать, но Вы ведь ждете ребенка? Ваш муж сказал мне об этом. Я бы хотел, чтобы вы были счастливы - оба, и вместе. А еще я хочу, чтобы ваш малыш родился здоровым и сильным. Вы обещаете мне это?
- Обещаю, - слезы катятся по щекам, она говорит слишком поспешно, не думая, ведь она так хочет знать ответы на свои вопросы. А еще она хочет, чтобы малыш родился. Tак горько, ведь это значит, что ей ничего нельзя знать. - Я не буду волноваться.
- Он любит Вас, это главное. И он всё сделает ради Вас и ради вашего с ним ребенка: пожертвует жизнью, честью, свободой - всем, - лишь бы с вами ничего не случилось. Вы меня понимаете?
- О да! - она улыбается сквозь слезы. Она мечтала об этом, но кто ж знал, что все так обернется и между нею и ее Гвиритом будет стоять их ребенок? Малыш, которого она так любит. - Скажите...
- С ним всё будет хорошо. Луна милосердна. Давайте помолимся.
Она смотрит на него непонимающе, а потом кивает. Да, всё так плохо, что лишь молитва - искренняя, чистая молитва любящего существа - может помочь. Кому как не ей знать это? Ей, чья сила тоже всегда происходила из молитв? Боги, какое счастье, что Гвирит женился именно на ней! Tеперь она может помочь ему. Может быть, даже только она...