- За этим ты низвергнул меня в этот сумеречный ад, Зарн Аракс? - вопросил в пустоту некогда крылатый человек из Ирриго. - Затем, чтобы я испустил свой последний вздох в этом колдовском круге? Затем, чтобы я был сожран хозяином этой преисподней руин и праха?
Джаралак выпрямился и повёл плечами. Всё его тело - карта синяков и порезов. Боль его новые доспехи. И, тем не менее, он улыбнулся.
- Тогда, ты дурак, кузен. Жертвенник, подготовленный тобой для принца, вкусил лишь кровь нечестивой, уродливой бестии. Тебе следовало убить меня, когда у тебя был шанс. Какую бы выгоду ты не искал для себя, отсрочив мою кончину и сослав меня в это проклятое место, ты жестоко просчитался. Ты воистину король глупцов, коль скоро смеешь полагать, что, обратив на себя гнев и ненависть Джаралаки Иерери, а затем оставив ему жизнь, ты сам будешь жить и править хоть сколько-нибудь долго. Если ты слышишь меня, колдун... Или же, если демоны этим мрачных небес или этого старого круга твои союзники, и если они могут передать тебе весть от меня... Знай, что я иду за тобой.
Так было сказано, и принц отправился в путь. Свет в далёких башнях, зажёгшийся в ответ на пролитую им кровь? Джаралаку не было никакого дело до этого. Ныне, как никогда ранее, Лорд Иерери презирал все вещи волшебные и чародейские. Пусть даже, по воле случая, он и был тем, кто совершил подношение, принц летающего города не собирался искать встречи с теми древними и колдовскими силами, что были им пробуждены.
Его намерения были куда как более просты и прагматичны. Прежде всего, здесь, на вершине зиггурата он представляет собой чрезвычайно удобную мишень для тварей, родственных той, что он сокрушил только что. Потому, - рассудил принц, - он должен как можно скорее спуститься вниз. Там, среди сокрушённых и разбитых временем камней этого древнего города, он сможет найти для себя укрытие от голодных зверей, рыщущих по ночному небосводу. Не случись этому быть, он, по крайней мере, сможет сражаться с ними на более равном поле.
И так, отвернувшись прочь от иномирового света, пылающего в далёких башнях, принц решил изъять всю пользу, которую мог, от того предательского насеста на вышине, который он так скоро собрался покинуть. А именно, он окинул взором тенистый ландшафт, раскинувшийся под ним. Он был обитателем неба до самых недавних пор, но он не был до конца слепым и несведущим в том, как живут люди земли. Город столь великий и столь древний, как тот, в коему он обнаружил себя, скорее всего, был сыном реки столь же могучей и величественной, как и он. Как знать, даже если время убило сына, быть может, оно пощадило мать?
Коль скоро его глаза смогут найти и различить что-то такое в этой тьме, то принц будет знать первую цель своего странствия. Неважно, будет ли она всё ещё полна изобилием волн или же высохшим руслом-могилой, - река будет означать для него самый верный путь прочь из владений упадка, запустения, и воющих в ночи призраков в край, принадлежащий живым. Принц проследует вослед её течению, или же он пройдёт по следу, оставленному им в мёртвой пыли. Буде удача на его стороне, со временем, рано или поздно, он выйдет к какому-либо поселению или же попадёт в хоть сколько-нибудь населённый край. Там он сможет узнать название этой далёкой страны, в которой забросила его магия ненавистного чернокнижника. Затем, он узнает о том, как вернуться в ту вотчину, кою он до сих пор почитал своей.
В любом случае, для принца было очевидно, что эти руины есть вертеп хищников и древнего колдовства. Он не желал, потому, находиться в них ни на секунду более того, на что он был вынужден. Коль скоро даже его ищущий взор и не сможет найти следов далёкой реки, он, по крайней мере, будет силиться, что есть мочи, рассмотреть ту черту, за которой проклятый город заканчивается. Если он не найдёт для себя какого-то более привлекательного ориентира, то он направится к этой границе.
Когда его глаза, так или иначе, закончили со своим делом, то пришло время рук и ног. Со всей возможной поспешностью, не являющейся врагом осторожности, воин Ирриго начал свой путь вниз. Перебираясь с террасы на террасу, - с одного древнего, предательского камня, крошащегося под его ступнями, на другой, - сын неба стремился навстречу объятиям земли.