Завершающая стадия операции прошла как-то буднично. Сказались месяцы упорных тренировок. В дождь, снег. Под палящим солнцем или по колено в жидком дрище с червями, в который, под проливным дождем, превращался жирный, перемолотый танковыми гусеницами, чернозем полигона.
Практически одновременно с выстрелом Мартинека, десантники, скопившиеся за углом соседнего с магазином дома, парой выстрелов из одноразовых гранатометов проломили бетонный забор УС. Завалив две секции ограды, бойцы забросали двор узла связи дымовыми гранатами, добавляя неразберихи в хаос, учиненный термобарическим снарядом «восемь – восемь». Пока пулеметчики перепахивали огнем покореженное здание, доблестные бойцы лейтенанта Шпеера коротким броском пересекли улицу, проскочили в пролом и занялись зачисткой. Хотя, как оказалось, даже и зачищать особо некого было. Защитники или сбежали, или размазались тонким слоем по стенам. Только один подранок и остался, которого быстренько добили. Наверное, повезло. Хотя, мастер – наставник Пферцегентакль говаривал, что удача – признак мастерства. Точнее, если опустить матерщину, зоологию и особенности половой жизни родителей десантников, то именно так он и говорил…
Хвергельмира били тоже как-то буднично. Можно даже сказать – рутинно. Просто, в один момент взводный и унтер оттеснили его от основной массы бойцов. Отсекли от стада. Согласованно и слаженно. Словно пара касаток отбивающих слабого тюленя от группы сородичей. Вывели на воздух. Пока лейтенант объяснял Крису о недопустимости нарушения правил боя, Матиас сдернул с плеча Хвергельмира винтовку. Вытянул из кобуры пистолет. А потом держал бедолагу, пока Шпеер демонстрировал на десантнике все богатство арсенала приемов рукопашного боя, освоенных им в офицерской школе. Сначала за руки, а потом, когда Крис «поплыл», придерживал за шиворот, не давая упасть. Честно говоря, унтер и сам не сдержался. Сунул пару раз, резко, в печень. Потом еще пнул разок. Думал, пристрелить бедолагу. Так хоть родителям пенсию начислят. Типа, сын – герой. Пал смертью храбрых, все дела. Все равно гаденыш не жилец. Каторга на урановых рудниках Сваарга или штрафбат. В первом случае киркой руду рубить, выхаркивая собственные легкие. Второе не намного лучше. Оттуда тоже хуй выберешься. Во всяком случае, таких счастливчиков Керволайнен не знал. Нет там никакого «искупил кровью». Есть срок. От начала и до конца. Такие дела.
Теперь вот, болтаясь на орбите Анхелиса, полупьяный унтер размышлял о превратностях судьбы. О втором шварме. О «чужих». О лейтенанте, чудом избежавшим вальцовки дымохода. И о мертвой девочке с плюшевым мишкой. Порубленную пулями малышку ему было реально жалко.
Тяжело вздохнув, унтер откинулся на заскрипевшей кровати. Из одежды только штаны с подтяжками, да ботинки. Жетоны прилипли к широкой, покрытой потом груди. Даже не звенят. Полупустая бутылка шнапса в одной руке. Дымящаяся сигарета в другой. И маленький плюшевый медведь на прикроватной тумбочке. Не до конца отстиранный, покрытый розоватыми пятнами несошедшей крови, молчаливый собутыльник смотрел на Матиаса немигающим взглядом пластиковых глаз – бусинок.
- Мы их всех убьем, Медведь, - пьяно ухмыльнувшись, Керволайнен отсалютовал игрушке бутылкой. – Prosit, kamerad…