Противник снова обрушил приклад на голову Бучо, и снова тот свел превратившееся в дубину оружие на сторону, а потом шагнул вперед почти прижавшись к оппоненту и коротко, быстро ударил врага в грудь, чувствуя костенеющую руку на своем плече, луковую вонь из хрипящего рта, в котором отчетливо различил золотой зуб.
Бучо оттолкнул противника и повернулся ко второму, чувствуя, как липкая кровь стекает на сжатые вокруг рукояти пальцы, и тут второй приподнялся и левой рукой все-таки выстрелил. Тяжелый армейский кольт, сварганенный в Америке больше десяти лет назад, выплюнул свинцовый шарик сорок четвертого калибра, и под его грубым натиском щиколотка Бучо хрустнула, как веточка под сапогом лесника.
Он почти упал, не выпуская нож из правой, левой рукой уперевшись в землю, почувствовав, как ногу будто бы взяли и выдернули из-под него. Молодой от неожиданности сам вскрикнул и выстрелил снова. Вторая пуля чмокнула бандита в бедро. Хлопнула дверь дома, и кто-то еще выстрелил в кого-то в ночи, и заржали лошади.
Третий выстрел ушел в молоко, и Бучо успел рвануться вперед, чтобы всадить нож по рукоять в живот своему убийце, стоявшему на колене, а вытащить его уже не успел, потому что тот, умирая, выстрелил в упор, опалив рубаху и вогнав в грудь пулю, расколовшую ребро и разорвавшую легкое.
Бучо жил еще полминуты, слушая, как ночную тишину нарушают постепенно становящиеся глухими звуки: топот копыт, выстрелы, крики и голоса потревоженной скотины.
Осенью 1874 смерть все-таки настигла его.