Скачка набирала скорость.
Гнедой уже даже уши не прижимал, просто бежал и бежал вперед, фыркая от обиды, когда звездообразные мексиканские шпоры вонзались особенно сильно. Если бы он умел говорить, он сказал бы: "Не надо меня шпорить, ты что, не видишь, я и так делаю все, что могу?! Не надо меня шпорить, я сам скоро умру! Можно я хоть последний раз пробегу сам, я отдам все, что у меня есть, до конца и сдохну, зачем сейчас-то рвать мне брюхо?"
И хорошо, что говорить Гнедой не умел, потому что скажи он всё это, Бучо ни секунды не колеблясь, всадил бы ему шпоры в бока с новой силой. Четыре пары глаз недобро смотрели ему в спину и не меньше десятка пуль, наверное, зудело в зарядных каморах, ожидая момента, когда можно будет порвать эту спину в кашу.
Нет, Гнедой, не смей говорить, и умирать тоже не смей, и сбавлять не смей, и просить ни о чем не смей. Фыркай сколько там тебе угодно, на это всем плевать, и вези дальше, вот так же, не спотыкаясь, не сбиваясь с галопа на рысь, вывези - а там все что угодно, хоть псалмы распевай, хоть коровой мычи.
Всадник влет преодолел пригорок и увидел ферму - среди маисовых полей и лугов, на которых бурыми пятнышками выделялись коровы Гектора, серовато-белой пенкой толклась отара овец. Хуже всего сейчас было бы увидеть заброшенный дом и запущенную землю, но, кому там слава, Бучо уже и сам не знал, Гектор был все ещё здесь.
Гнедой давно уже почуял жилье, но ходу не прибавил - куда там... грудь его была вся в засохшей пене, которую встречный ветер срывал с мягких, измочаленных удилами губ, а бока лоснились, как будто конь потел маслом, а не водой.
Бучо и сам был не в лучшем виде - немытый, со свалявшимися волосами, покрытый коркой пыли, в которой капли пота чертили борозды, снова покрываемые пылью, он выглядел, как песчаный демон во плоти. Запах свежего, сегодняшнего пота, смешивался с потом недельной давности, пропитавшим его одежду, и создавал непередаваемый аромат, к которому сам наездник давно уже привык. Черт, да все солдаты по эту сторону от границы пахли именно так, а еще порохом, железом, табаком и мескалем. От Бучо давно уже не пахло мескалем. Пора было это исправить.
Он придержал Гнедого, чтобы обернуться. Те четверо стояли на пригорке, оставшемся уже далеко позади. Один достал винтовку, приложился, но стрелять не стал. то ли патроны тратить не хотел, то ли ссориться с Гектором - на ферме всадников уже заметили и зашевелились. Две светлые верховые фигурки двинулись беглецу навстречу.
Гнедой почувствовав вдруг, что скачка кончилась, всхрапнул и споткнулся раз, другой... удержался на ногах и пошел шагом. Всё, понял Бучо, его теперь хватит на очень короткий забег. Если он вообще найдет в себе силы куда-нибудь побежать. Но все-таки скотина еще передвигалась. Вот крепкий же, а.