Саргон не заставил себя упрашивать - придвинул к себе миску, взял вырезанную из китового ребра ложку, зачерпнул дымящееся варево, левой рукой уже отламывая себе краюху хлеба. Проглотил обжигающий сгусток, на следующий подул как следует, стараясь остудить. Проглотил и его, втягивая носом хмельной аромат пива и дразнящий ноздри дух поджаренного на огне мяса.
"Мясо за столом - всему голова", - говорил, бывало, его дядя, нарезая кусками оленину или кабаний бок. Когда-то не было на свете землепашцев, не было пивоваров, не было пекарей и пастухов, а вот охотники - те были всегда. Никакая другая пища для человека не будет столь естественной, как живое существо, потому что, поедая его, ты не просто удаляешь голод - ты берешь его силу, его мощь, его волю к жизни. И ни одна армия южан, выкормленная пшеничным хлебом или солдатской кашей, никогда не будет столь же мощной, храброй и неустанной, как дружина киммерийцев или асиров, каждый из которых половину времени в году добывает пищу для себя и для семьи охотой.
Саргон отложил ложку и ухватил ломоть мяса. Прожевав кусок и выплюнув попавшийся хрящик, сказал, отвечая на первый вопрос Коргана:
- Слова, плохо понимает. Жесты лучше. Неглупая.
Взял еще розовый, сочащийся ломоть мяса, налил себе пива. Да, непростой будет денек. Четвертый день свободы.
- Шея... - он не стал трогать место укуса, - кажется, еще в состоянии держать мою голову, - будто в доказательство, он резко дернул в сторону головой, разрывая зубами сухожилие. - То, что убить их можно - это хорошо. А сколько убийств в одну ночь самое большее происходило?
Разделавшись с мясом, киммериец снова взялся за ложку и принялся поедать кашу, выискивая глазами лук и сыр.
Лук, говорили на юге, укреплял здоровье. Нет, варвар на свое здоровье не жаловался, но, учитывая, какой дрянью кормили его на галере, пренебрегать такой возможностью не стоило.