Саргон не любил женских слез. Вернее, слез южанок. На севере плакали редко, и даже тогда, когда для этого действительно был повод - женщины там не рыдали в голос. Когда приходило горе, они, застыв, раскрыв глаза, смотрели в одну точку, а слезы сбегали по их щекам, как ручьи стекают по отшлифованным ветром скалам, и застывали на холодном ветру.
Южанки плакали так часто и так невпопад... когда сын уходил на войну, когда сын возвращался с войны, когда у них отнимали деньги, когда им давали деньги, когда их выдавали замуж и когда мужья бросали их... Один воин-киммериец сказал, что слёз у них больше, чем крови, и это было похоже на правду.
Но с Махаон все было... не совсем так. Или совсем не так. Слезы, что стояли у нее в глазах - были слезами человека, боровшегося, пока оставались силы. Не того, кто сдался, испугавшись трудностей.
Саргон не знал наверняка, но догадывался, что за эти пару дней ей пришлось испытать столько, что хватило бы на пару обычных лет её жизни.
В отличии от неё, киммериец понимал, что если девушка пройдет сейчас все трудности не сломавшись, это закалит её волю и сделает крепче многих мужчин. Он сам проходил через такое. Много лет назад. Правда, тогда он был один.
Весила она немного, может, как теленок или даже легче. Ему приходилось пробираться через болота, своровав овцу. Правда, дело было в других краях. Саргон посмотрел в сторону холма, облизнул губы. Не так уж близко. Но до начала ливня времени все меньше, а там уже про костер можно забыть.
Он снял скатанный плащ и перекинул его на шею. Заодно и комары не будут вонзать в нее свои крохотные копья.
- Забирайся, - повернулся спиной, сделал нетерпеливый жест рукой. - Нет времени.
Да, придется попотеть, поскрипеть зубами. С другой стороны... бегал же он когда-то по снегу в доспехах. Самое время проверить, насколько надсмотрщики преуспели, пытаясь превратить воина в раба.