Что я себе думаю? Снова наговорила не весть чего. Но как думать связно, когда переполняет... Что? Я наконец-то вижу себя настоящую. Не такую, как обычно, а ту, которую никто не знает. Я и раньше знала это, но не хотела задумываться. Это была не просто отстраненность, но леденящий эгоизм, как верхний гардероб, по которому кто-то там должен встречать. Но на самом деле, это не интересно. Я сама могу высмеять любого человека лишь циничным движением уголка рта. Моя внешняя сторона, словно твердый искристый бриллиант, который как бы говорит: "Те, кто хочет тепла, пусть ищут батарею, а тебе не нужно никого искать. Каждый мечтает о такой, как ты". Это подтверждалось ревностью окружающих.
В памяти всплывали обрывки перепалок:
- О чем это ты с ним говорила?
- Просто подсказала, где искать Генку. Мне разве надо извиняться за желание быть более конкретной?
- Ты хотела сказать, более кокетной.
- Если ты так видишь, надо это использовать.
- Не думал, что ты захочешь использовать меня .
- Прекрати. Ревность и неуверенность - одно и тоже, об этом знают все.
- Ты слишком хорошо о них думаешь.
- А тебе не "идинаково", или как ты там говоришь?
- Я не могу тебе больше доверять.
- Ну и что? ТЫ же любишь меня, или соврал?
- Нет, то есть Да, то есть ...
- Так, кто кому должен не доверять?
Что же в итоге? Генки больше нет. Я одна, здесь, и никто не знает о моей душевной мягкой стороне. О тех переживаниях, которые терзали меня все это время, и о том, что всего можно было избежать, будь я тогда другой... Хотя нет, Алексей не просто подарил мне колокольчик, это не обычный знак внимания. Он видит мою внутреннюю сторону, знает, как та, внешняя половина всегда побеждает другую, настоящую. Но как он узнал? Даже себе немного неловко признаваться в этом. Почему я всегда боялась быть чистой и глубокой, доброй и сентиментальной, боялась, что все узнают и примут это за слабость? А потом будут насмехаться по углам или даже в лицо. В такие моменты вперед выступает моя внешняя, агрессивная сторона. Она-то в обиду не даст.
Но его взгляд, еще тогда у ворот, за несколько секунд изменил все. Его нет надобности водить за нос ужимками и напускной легкостью. Всепонимающие глаза не требуют ничего. Это просто не имеет значения для выживания. Он такой, как есть, и может даже Она сделала его таким. Но, значит, и во мне он увидел что-то свое, равное своей силе. Когда он смотрел в мои испуганные после аномалии глаза, его взгляд говорил: "Ну, ты чего? Все ведь нормально". А теперь он сидит возле Федора хмурый и молчаливый. Наверное, думает о том, как сохранить жизнь, нам, дерзким и равнодушным.
Так привычно, пролетает стрекоза, видимо, дождь скоро закончится.