Ночь быстро прошла. Утро, точнее - уже через пару часов посветлело небо, окрасились окрестности цветами, вместо монохрома ночного.
Утро - тяжело. Утро здесь - это всегда промозглый воздух, не дающий задремать, даже когда очень хочется. А хочется сильно - это самые спокойные часы, когда спит даже самая бодрая рыба в грязной местной речке. Еще не зачирикали местные блядские пташки, не зашевелились насекомые всякие. Джунгли спят. Вьетнам спит. Никто не будет воевать в такую сраную погоду и таким ранним утром. Особенно мелкие гуки, ведь они должны чертовски тут мерзнуть - худые, как черти и очень маленькие.
Накрывшись чуть влажным пледом, являющимся нынче важной и неотъемлемой частью артустановки, Родж задумался. Вот будет утро. Как всегда. Прилетит Хью с отделением стрелков на борту. Они будут все добрые и веселые, как на подбор. Угостят бравого сержанта пачкой Мальборо или Лаки, нальют в алюминиевый стаканчик настоящего.. Настоящего Рома, с большой буквы; это будет клево очень. Потом загрузят тело, допросят гуков и улетят. А Родж останется, вместе с экипажем бодрого корыта. И через пару часов отправился в небольшой круиз по местным протокам. На маленьком катере, несмотря на то, что где-то рядом расколупали отряд рейнджеров. Пока вертолет улетит, пока результаты пройдут до Управления... "Гроза" успеет вернуться уже из второго рейса. И только потом снова прилетят стрекочущие вертушки, привезут еще несколько десятков бравых парней. И они отправятся искать узкоглазых мартышек, которые к тому времени уже давно будут за полсотни километров отсюда. А то и за сотню.
Или все будет наоборот. Где-то посреди маршрута Майки крикнет что-то неразборчивое, развернет спарку и долбанет по берегу, заметив что-то в кустах. А кусты ответят пальбой. И будут пули по борту щелкать, высекать искры из щитка турели. Делахью как наяву представил все это - как Макака гранату за гранатой из семьдесят девятого отправляет в сторону врага, передергивая цевье гранатомета. А гранаты, ныряя в воду и стремительно расчерчивая поверхность воды белесыми бурунчиками, рвутся в прибрежных кустах
А потом движок катера глохнет, проглотив последние литры топлива из пробитых в сотне мест баков, а сам пиббер причаливает к берегу, следуя истошным манипуляциям Макаки. Карл будет крутить штурвал до одури быстро, вслед за ним будет крутиться винт, а вот управлять катером уже будет невозможно - с руля на винт штурвал переключается только раз и навсегда. Майки выпрыгнет на берег, закинув коробку с лентой пятидесятого на плечо и спрячется в небольшом окопчике времен второй мировой войны, вслед за ним нырнет Кроули, телом закрывая рацию. Потом Родж спихнет на берег Джонсона обвешанного бандольерами, с гранатометом в одной руке и штурвалом в другой; и шагнет, наконец, сам. Капитан корабля - последний. В одной руке - сдернутый с турели М60, в другой - две коробки с патронами. А потом, завязнув в прибрежном иле, он бросит все это барахло на берег, а сам будет минуту или две выбираться, а потом вспомнит себя уже в окопчике, откуда на пару с Майком будет стрелять из пулемета. Кусты будут трещать и осыпаться, из них будут сыпаться тела гуков и литься кровь. Потом, когда оба короба будут израсходованы, Кеффи с криком "Эта хуйня круче, Родж!" примкнет к пулемету короб, унесенный со спарки и тут-то начнется самое главное...
Кроули, тем временем, периодически оглядываясь, решил задремавшего кэпа не будить. Все же вокруг было спокойно, а если что - можно и так крикнуть. Пущай пока выспится. Завтра тяжелый день, но Эдвард в пути еще покемарит, а вот сержант...
...А потом, под тяжелый, дробный грохот крупняка, вьетнамцы начнут разбегаться, но ствол уже начнет плавиться и обвисать, а сошки соскользнут в окоп и сложно будет одновременно поднимать их на упор и стрелять, и пулемет замолкнет. А потом вьетнамцы пойдут в атаку, но...
Рокот вдали. Глянул на часы Эдвард - без двадцати семь. Рано. Но прилетели, видать, с утра не заладилось у кого-то со сном.
...но по рации передадут, что уже вертушка на подлете, и не десантный пончик, а настоящий летающий батлшип. И он будет накатывать, издалека уже пугая стрекотом лопастей, шипением РСов, из-за горизонта накрывающих квадратные километры джунглей. Только нужно присесть, чтобы самого не снесло ударной волной, не сбрило осколками половину тела. Родж присел на удачно подвернувшийся снарядный ящик, откинулся к стенке окопа, предвкушая уже удар атомной мощности, который к хуям сокрушит сопротивление Вьетконга на ближайшую пару лет, поправил розовый с грязными пятнами плед на плечах... И проснулся.
Несколько шагов к турели сделал Кроули, будить сарджа собравшись, но тот проснулся сам. Как раз вертолет подлетает, метров уже двести осталось. Минута. Вторая. Холодной водой в лицо плеснуть. UH в полусотне метров от причала, на площадку спешно расчищенную приседает. Видно, что кусты там просто так набросаны были, точнее, не кусты а веток пучки связанных.
Выпрыгивает пара в оливе. Стрелки. Разворачивается один из них, оглядывается. Второй - обернувшись к люку, протягивает руку внутрь. Винтовку отпускает, второй рукой тянется навстречу чему-то, глупо улыбаясь. И, нежно поддерживая обеими руками за талию, высаживает из вертолета девушку в камуфляжной куртке, из-под которой проглядывает ярко-красная футболка. Та оглядывается, придерживая бьющиеся под лопастями волосы, принимает от следующего бойца, выпрыгнувшего след за ней, сумку. Нагибается рядовой, что-то кричит ей, одолевая шум движка. Широко улыбаясь, девушка кивает, сумку опускает на землю, а из нее извлекает фотоаппарат. Машинку тут же принимает чуть седоватый капрал, отходя на несколько шагов назад. В видоискатель смотрит, панораму отыскивая. На фоне люка вертолетного, четверка бравых вооруженных парней и смуглянка, поднявшая вверх ствол револьвера. Вспышка, композиция рассыпается, девушка принимает обратно фотоаппарат, быстро черкает что-то на выпавшей фотокарточке... Поднимает глаза на катер, по Роджу скользит взглядом.
А тот все стоит и смотрит. Знакомое лицо. Чуть выгоревшие волосы, яркие губы...