Успела Эбигейл спросить себя сколько жизней она забрала, а вот ответить кому за них платить и когда - уже не успела.
Треск стекла, отделяющего ее от мира снаружи, был схож с тем звуком, который издает тонкий, подтаявший лед на речке, когда прыгаешь на него с моста и уходишь в воду, обязательно теряя при этом валенки, а мокрая одежда тянет за собой вниз, в ледяную бездну. И думаешь обычно в этот момент совсем не литературным языком, а иногда и подумать не успеваешь, настолько быстро все происходит.
Не вода рванулась в зал вместе с брызгами стекла, - ветер. Грубый, неожиданный, как пощечина от любимого человека. Закружились вокруг тысячи песчинок маленькими злобными пчелами. Эбигейл едва успела поднять голову, чтобы увидеть исчезающую жрицу, как все поглотила темнота.
Дежавю.
Было уже так: резкий вдох, полуголые люди в каморке какой-то, браслеты. Отличие заключалось в наличие ошейника, грохота, поглощающего тишину, нервного раскачивания пространства в стороны. Кажется, их куда-то везут. Не кончились на этом их мучения, да и приключения только начинаются. Пора мазать попу вазелином, пока не опухла.
- Темнота, темнота, забери меня к себе. Я твое дитя, темнота. - Нашептывая детскую поговорку, Реддс приняла сидячее положение и тут заметила самое важное. - Вот козлы, платье забрали! Фетишисты чертовы!
И жалость к пропаже маленькой синей тряпочки вмиг сделала незначительным все, что произошло с Эбигейл за последние сутки. Даже глаза увлажнились.
Только подумала не заплакать ли, как остановился их фургон, распахнул кто-то дверь и снова свет, ветер, пыль, люди. И человек с автоматом в руках. Нервничает что ли. Зовет всех на выход? А куда? Там же песок вокруг, один песок! Самое место для страусиных ферм. Разводить страусов, яйца собирать. У страусов, говорят, самые большие яйца! Поесть бы сейчас. И футболочку бы. А то замерзнет Реддс настолько, что ее сосками можно будет стекло резать. От такого потока мыслей снова отвлек мидмирец.
- Эй, не кричи! - Она медленно подняла обе руки вверх и направилась к выходу из фургона.