До блеска отполированный десятилетиями касаний сначала мясистых, потом всё более сухощавых, а теперь и вовсе обтянутых нездорово-желтоватой пергаментной кожей, но всё таких же как и в молодости крепких и жёстких пальцев, оникс чёток метрономом мерно отщёлкивал секунды жизни. Последние секунды. Не тот уже возраст, чтобы Аллаху беспокоиться. А чтобы самому смерти бояться - тем более...
- Разумно ль смерти мне страшиться? Только раз
Я ей взгляну в лицо, когда придет мой час.
И стоит ли жалеть, что я - кровавой слизи,
Костей и жил мешок - исчезну вдруг из глаз?
Шёпотом. Дрогнул голос в конце... Неужели? Неужели всё-таки страшно, Исраил? Водку с урусами пробовать, когда отец потом узнал - не страшно было ли? Неверных, захватчиков по ночам резать - не страшно? От вертушки в щель меж скал забиваться, словно пёс шелудивый? Или когда первого - единственного тогда ещё - сына в плен взяли? А когда курсы ваших акций падать начали? Это всё - не страшно было, ответь?!
Страшно. Но - не так. Там - всё было в твоих руках. Здесь - нет. Сделать нельзя ничего. И вот это - страшно. До дрожи.
Взять себя в руки.
На всё воля Аллаха.