... и кончился день, дабы уступить право свое темнейшей тьме в недрах которой рождаются ветра, призванные течь сквозь реальность и мысль. Изменять. Служить.
Холодно сегодня…
Да, дурацкие слова для земель, изначально созданных быть морозной каменной пустыней. Правда?
Пустыней, призванной быть испытанием, на которой несколько десятков тысяч благословленных должны довести себя до совершенства, ежедневно, на протяжении сотен лет танцуя свой танец на самой грани, за которой смерть и небытие. Вот так я теперь это понимаю. И так говорю своим младшим сестрам.
И я шла. Я давно шла по этому пути. Когда то, в другой жизни я сделала шаг, и запретила себе жалеть о нем. Я терпела лишенья за свое право выбирать. Я сражалась за свое право. Я оступилась.
Смотри, этот глаз никогда не будет видеть. Коснись шрама. Да, здесь когда-то был красный уголек, горящий похотью. Это было больно. Очень больно, но я радовалась этой боли. Почти поклонялась ей. Глупо да? Я не знаю, что ты сделала тогда, перед бурей, но благодарю.
Я снова вернулась на свой путь, где сражалась, любила, оплакивала потерю, и снова сражалась. Нет не с кентаврами. Они умны, сильны, но достойны называться лишь животными, ибо имея разум, они используют его лишь в угоду своим инстинктам – жрать, воевать и совокупляться. Я сражалась с собой, ради своей цели, ради того, что бы называться разумным существом, ради того что бы стать совершенным существом, я создавала себя. Долго. Как и многие из нас.
Они погибли.
И неужели ты, решила, оставшиеся перестали быть тем что они есть? Отказались от своего пути?
Ты говоришь, что все бесполезно, что тебе некуда нас вести?
Дотронься. Он почти зажил. Там наверно аккуратный серый шрам. Я потеряла этот, когда мне заехали топором по лицу, там в Убежище. Совсем недавно.
И скажи мне, неужели я слепая лиса лучше тебя вижу тот океан возможностей впереди? Неужели мне одной не застилает глаза пелена безразличия? Как ты могла смириться с мыслью, что род Навия обречен? Встань и веди Нойон! И если ты слишком сломлена, я сделаю это за тебя!