Это была жуткая битва. Брат против Брата, боролись Два лика Смерти - Благой, что несет успокоение в себе и Смерть Жуткая, что несет лишь страдание. В злобе невыносимой Ипоферонтас крушил лес Велрона-Грайда, символ неостановимой жизни на этой Земле. Но прервал его Саэтон, не дал сжечь дотла этот лес. Навеки заточил Саэтона брата своего непокорного в кошмарной темнице, вдали от того, чем повелевал он - от огня и магмы оградил его, во тьме вечной гнить оставил, на долгие века. Мир спасен был на время, и сам Саэтон понимал это - скоро вырвется вновь непокорный бог, и вновь будет крушить он. Ему это было неважно сейчас - ведь спасен был мир его, что творили они. Но большой ценой далось это Лику Смерти Благой - большая часть леса была превращена в выжженные руины, остовы того, чем оно было когда-то. Очень нескоро здесь будет хоть что-то расти. Да и бои их сопровождались толчками подземными, штормы и землетрясения вызывая, разрушения порождая. Отголоски Хаоса Ипоферонтаса остались в этом мире, разнося безумие и развращение. Благодаря им мертвые земли Сапфировы жадно поглощали материк свой, ну а то, что не успели поглотить они, поглощали пепельные пустыни, безжизненные и вечно горящие.
И утихли громы и штормы, и воцарился мир, на этой Земле, и вновь Боги могли начать творить. Но слишком многие были шокированы, лишь немногие творили в эпоху сию...
Грайд, несмотря на потери свои, создал зверей множество видом, заселил в оставшихся лесах, и вырастил горы, не такие большие, что были рядом, но вполне достаточные, и высадил на них деревья, пробил источники – скоро здесь будет течь не только вода, но и жизнь.
Эльквиатор и сын ее, Аэрос, создали расу Эвит, прекрасных женщин лис, с блестящими шкурами, обсидиановыми и золотыми. Но, как только появились они на свет, к ним снизошел Аэрос, даруя им обряд Рождения - то, что позволило им жить и род свой продолжать. Как только взошла первая Эвит, ритуал используя, явились им Тивэ - среброшкурые Эвит, но были мужчинами они, и безумие Ипоферонтаса дало знать о себе. Был бой за них, за право обладания сими красавцами. Но стоило лишь крови пролиться, первой жертве невинной упасть, безумие как пелена с глаз пала у Эвит. Увидели, что недостойны мужчины того, чтобы за них умирали Эвит, обагряя землю кровью сестер своих. Изгнали лисицы Тивэ из земель своих, чтобы не соблазняли они видом своим. Но пошли за ними сами, без принуждения, некоторые из Эвит, дабы сопровождать их в нелегком пути, за что и прокляты были своими бывшими сестрами. Остановились изгнанники у Скалы неприступной и разбили там свое поселение, Аэро назвав его, в честь бога, который жизнь даровал им. Но другие Эвит остались у озер, основав свое поселение, Сулмун назвав его, и оградились они от мира остального, чтобы зараза безумия Тивэ не охватила их вновь. И, несмотря на то, что далеко были и не любили друг друга эти племена, во многом схожи они были - жили в травяных хижинах, питались тем, чем соберут в полях или вырастят сами. Но мало было этого порой, и тогда тянули жребий они, кто накормит племя свое, спасет их от голода.
Арэс решил и свою расу создать. Воплотил всю свою неукротимость, мощь, кровожадность и жестокость и явились на свет в лесостепях конелюды, и звали себя Кентаврами, но его сил не хватало, чтобы творение свое закончить, и помог ему Спектр, добавив и своей ужасной личины в них, привив обман, жадность, похоть и многие другие пороки. Это был воистину жестокий и неукротимый народ, которому было глубоко накласть на Конец Света, что происходил вокруг них. Дрались они меж собой и зверьем, сначала с помощи рук голых, приспособив потом к этому палки и камни. Затем появились копья и стрелы с наконечниками из костей и камня, а из шкур зверей убитых – доспехи и одежда. И были битвы за пастбища и водопои, лишь только самые сильные выжить могли в жестоких племенах и не менее жестоких землях. Но даже в этом хаосе был островок спокойствия и мира - Маокрапал, самый большой водопой из всех, что видели кентавры. Здесь жили самые старые, самые мудрые кентавры, больные лечились да жеребята малые росли, пока ходить и копье держать не научатся. Запретили старейшие бои здесь, ибо так воду отравить можно было. Там же и вели обмены племена. Менялись копьями и стрелами, едой и женами - всем тем, что было важно и дорого было в лесостепях. Но выйти стоит за пределы Маокрапала, так беды жди - прекращались перемирия, данные в Маокрапале. Безумие не задело сильно народ сей, ведь кровожадность была в крови конелюдов гордых.
Но особенно сильно пострадали творения Саэтона и сына его, Комеркио, дворфы, от безумия и встрясок земли. Уничтожило множество туннелей вновь чудом восстановленных. И пали вновь Врата, уничтоженные землетрясениями. Явилось дворфом неоткуда тварей множество странных, видом своим, пугая дворфов, обращая в бегство. И во время очередного крикливого собрания племени, шаман громко пукнул, да так, что все слышали, как трещала по швам задница шамана бедного. Затем он голосом своим старческим, слабеющим от потери крови рассказал Законы, переданные им самим Саэтоном-Комеркио. Внемли словам умирающего шамана, и начали следовать правилам его. Сперва, были прекращены все конфликты. Абсолютно все. Даже просто повышение голоса считалось за конфликт, и каралось это дроблением головы о булыжник, что в свою очередь каралось дроблением головы, и это каралось так же и так далее. Выходили наружу они, какими были, нагими, лишь борода у мужчин срам прикрывала, но замерзали на подходах к лестнице, лишь очень немногие возвращались обратно, обледенелые, с рассудком, холодом помутненным, с конечностями не работающими. Не могли они своими устами оледенелыми говорить о том, что видели они. Но не отчаивался горный народ, он посылал и посылал людей "наружу". Вскоре это стало наказанием за конфликты, взамен дроблению головы бессмысленной. И делали они одежды из шкур пацификусов, но не использовали они их, ибо запрещено, не сказано в правилах это. Хоть и боялись они всех тварей чудных, но с удовольствием убивали они пацификусов - ведь это был не конфликт между дворфами! И злобы свою сдерживаемую они вымещали на тварях бессловесных, не щадя никого. Пришлись по вкусу кости пацификусов дворфам, ведь они спокойно уничтожали схожие металлические орудия и доспехи, что на голое тело одевались. Вскоре забросили дворфы кузнечные дела, перестали ковать и плавить металлы, ведь они против костей пацификуса ничто они были - как ни хорошо был сделан доспех, тупая кость пацификуса легко дробила его. Освоили они доспех костяной, да как дубины и молоты делать из костей пацификусов. И принялись истреблять зверье они, и ничто не могло остановить дворфов. Либо то ли нарочно забылись законы Комеркио, либо начало работать проклятие Ипоферонтаса, но уже ничто не могло остановить резню. Бездумное, жестокое уничтожение зверья принесло горькие плоды свои. Не стало вскоре никаких зверей в пещерах, всех до последнего перебили. И столкнулись с серьезной проблемой растущее поселение дворфов - нечего есть им было, зато расплодилось комарья всякого, от которого неудачно отмахивались дубинами. Но задели так как-то два дворфа друг друга дубинами, да выжили, но вместо изгнания за конфликты, принялись друг дружку колотить. Вот так и разгорелась война вновь, с еще большим упорством. Но не из-за маленьких человечков или Саэтона-Комеркио, нет. Накопилось слишком много не высказанного друг у друга, чего говорить нельзя было, не спровоцировав конфликт, у многих погибли родственники от холода, еще больше - от голода. Убивали друг друга не за религию или побрякушки. Убив одного дворфа, можно было насытить пятерых. Несмотря на то, что кости дворфа были ничто против костей пацификуса, из них тоже шли неплохие доспехи и дубины. Из жил дворфа можно было сделать хорошие нити, чтобы душить, чтобы не расплескивать зазря кровь драгоценную, жажду утолить способную. Внутренности могли согреть замерзающего. То была война за выживание всего рода дворфийского! Отчаявшись, возносили мольбы свои шаманы к богам - зачем они даровали мучения им? За что они страдают? Почему не помогут им, творениям своим? Но были глухи к мольбам тем и маленькие человечки, что смотрели на жертвы кровавые им, и молчал под запах паленого мяса Саэтон-Комеркио. И продолжалось самоистребление дворфов, и все больше зрело безумие в головах их. Начал видеть род один дворфов во снах страшные видения - о том, как дрались два Бога, как заточил брат брата под землей, как огненный Бог сводил с ума дворфов, видения о том, что произошло тогда, в те мрачные времена до конфликта. Они восприняли это как знак, знак, что дворфы способны победить Безумие, заточить, уничтожить его. Решили они вести за собой народ дворфов, дабы вывести их из этой тьмы, из объятий демона, который обуял всех остальных. Объединили вокруг себя они оставшихся в уме здравом, ушли в дальный конец пещеры, поближе к деревьям и реке, что не успели загрязнить нечистотами и кровью остальные. Научились растить грибы они на грязи, хилые ростки растения какого-то, если которые растолочь и водой залить, да на огне из деревьев подземных печь лепешки, которые могли накормить одного дворфа на целый день. Но этого было мало, очень мало. Они все так же недоедали, оборонялись от своих безумных собратьев, и приходилось им есть трупы павших, дабы с голоду не умереть. Но в один не самый день прекрасный, нашли они маленьких, странных существ, которые нагами назвали. Это были небольшие комки с мехом, которые присасывались к кровавым фруктам и питались от них, хотя и дворфом могли закусить, коли много, их нагов, было. Но наги были очень пугливые, нге ходили в одиночку, в норах малых прятались, еле как сумели приручить дворфы их. От наг было очень немного мяса, а после разделки их шкурки невозможно было как-то использовать. Но это было то, что нужно дворфам в те времена. В секрете хранили последователи Рода наг, дабы они не стали такой же жертвой, что и остальные животные подземелий.
В конце концов, почти все, кроме тех, которых объединил род благородный дворфов, перебили друг друга, оставив залитые кровью подземелья, с побитыми идолами и барельефами, и лишь ветер холодный гулял по ним, и слышно было в ветре том предсмертные крики, безумные крики и смех дворфов несчастных. Раса их сумела выжить, но нескоро они оправятся от такого удара.
И был день, и была ночь, Ход 5