— Хайцзюньбур! Хайцзюньбур даолэ! — хрипло закричал кондуктор и задёргал подвешенную к большому колокольчику у потолка верёвку.
Погружённый в раздумья, Сабуро сначала не понял, что сказал кондуктор, и только через мгновение сообразил — «хайцзюньбу» по-китайски 海軍部, министерство военно-морского флота. Давно нет уж у китайцев никакого военно-морского флота, а министерство, глядь-ка, осталось. Только нет больше императора, и некому закупать в Европе броненосцы, поэтому и лежит на ступенях перед широкими воротами министерства толстый слой снега, и закрыты деревянные ворота на тяжёлую цепь. И только два непривычно огромных каменных льва стоят по сторонам, здоровые — вместе с пьедесталом в высоту таковы, что Сабуро, даже если бы подпрыгнул, не сумел бы сбить шапку снега на гриве льва. Здоровые животные. Империя, помпа.
Но Сабуро прыгать и не собирался. Заложа руки в карманы пальто и хрустя ботинками по припорошившему замёрзшую грязь снежку, Сабуро двинулся по улице мимо министерства, поглядывая по сторонам на вывески и флаги, свешивающиеся со стен домов. Не прошло и пяти минут, как Сабуро приметил жёлтый флаг с иероглифом «чай» и поспешил к лавке.
За тяжёлой одностворчатой дверью было темно. В нос Сабуро ударил тёплый спёртый воздух — похоже, что, экономя на отоплении, хозяева не спешили проветривать помещение. К двери был прикреплён толстый красный шнур с несколькими медными колокольчиками, зазвеневшими, когда японец открыл дверь.
— Иду! Иду! — раздался голос из помещения. — О Небо! Отец, посетитель!
Глаза Сабуро потихоньку привыкали к темноте, и тот различил тёмные стеллажи со связками чайных брикетов и завёрнутых в бумагу блинов, тускло блестевшие в темноте большие железные баки для зелёного и красного чая, ряд стеклянных банок на полке и низкий чайный столик со всеми принадлежностями для чая: чайником, чашкой гайвань, пиалками, доской и деревянным стаканчиком с инструментами:
Рядом со столиком стояла железная жаровня на треноге. В такую клали раскалённые докрасна кирпичи, которые затем согревали помещение. Здесь кирпич, похоже, давно остыл.
— Князь Яньло меня забери! Отец, ставь чайник! И принеси новый кирпич! — будто угадав мысли Сабуро, воскликнул тот же голос. Послышалось остервенелое чирканье спичкой, и в темноте загорелся огонёк керосиновой лампы. Лампу держал высокий бритый налысо парень в шубе нараспашку. Под шубой он был одет в ватные штаны, шерстяной свитер, а вокруг шеи был замотан шарф крупной вязки. Парень подкрутил фитиль, увеличив пламя, и, расплывшись в широкой гостеприимной улыбке, низко поклонился Сабуро.
— Несу, несу! — раздался голос откуда-то сзади, — ах ты дьявол! Драная собака!
За стеной раздался грохот кастрюль, возмущённый лай и поскуливание.
— Кхм! — желая перевести внимание гостя на себя, прокашлялся молодой человек, услужливо заглядывая Сабуро в глаза. — Чего господин изволит? У нас есть зелёный чай, красный чай, жёлтый чай, белый чай, чай улун, чай пуэр, чай кудин…
— Дьявол тебя побери, Чан Кайши! — донёсся голос отца юноши из-за стены. — Дай мне достать кирпич! Я кормил тебя сегодня!
Парень осёкся на полуслове и комично оглянулся по сторонам.
— Отец! — нервно взвизгнул парень. — Я просил не называть так собаку!
— Но её так зовут! — возразил отец из-за стены.
— Нет, её зовут Сяосяо! — умоляюще взглянув на японца, крикнул парень.
— Нет, она откликается на Чан Кайши, — упрямо возразил отец. — Сидеть, Чан Кайши! Голос!
Собака пару раз тявкнула.
— Прошу… прошу меня простить… — запричитал молодой человек, согнувшись в низком поклоне, керосиновой лампой в полумраке показывая Сабуро на стул у столика и одновременно поближе пододвигая к стулу остывшую жаровню. — Отец не в своём уме. Он… он повредился. Он назвал собаку Чан Кайши. Главное, если бы это ещё был кобель, а это ведь сука!
— В том всё и дело, — грозно заявил отец из-за стены. — Кобеля бы я не назвал Чан Кайши. Для пса это было бы оскорблением!
— У нас есть чай, — заявил парень, поднимая чайник. — Какого вам угодно?
— У кобеля, в отличие от Чан Кайши, есть яйца! — заорал отец из-за стены. Парень недовольно скрючился и взглянул на Сабуро совсем уж жалко, с видом «ну только, пожалуйста, не уходите сейчас».