Мать моя милосердная, что со мной стало? Неужели я превратилась в сумасшедший пушистый клубок?!
Лина никак не могла в это поверить, ущипнуть себя теперь возможности не было, но реакция барда явно дала понять что ей это не сниться. И с какой стати её вдруг понесло на него нападать? Этого припомнить она не могла, так само как и заговорить с бардом. Сознание и желания кошки, её инстинкты и побуждения контролировать было очень трудно, так само как и смотреть на мир её глазами. Тело хотело есть и голод подавлял все остальные мысли музы. Чёрно-белая кошка коротко муркнула и, отпрыгнув от барда, изящно выгнула спину, гордо задрала хвост и медленно вышла из сарая.
Что же обычно едят кошки? Рыбу, молоко, мясо, птичек.... - услужливо шепнула собственная, некстати решившая отозваться память.
Чтооо-о-о? Сырую рыбу жрать с кишками и чешуёй? Моих любимых птичек, с перьями, сырых? - кошку передёрнуло и затошнило, но чувство голода само собой пропадать никуда не спешило.
Думай, крошка-кошка, ты же хорошая девочка....молоко - это вкусно и сытно. Молоко дают люди....ну не всмысле что это их молоко, оно коровье, но в мисочку же наливает всё же человек...Мяяя...
Сознание кошки захватило ослабленную Лину в цепкий водоворот и неудивительно что порою логичные мысли девушки отчаянно мешались с банальным желанием пожрать и мяуканьем.
Ну вот, уже употребила слово "пожрать", всего-навсего после соблазнения смертного и превращения в кошку, чего от тебя ещё ожидать сегодня, Лина?
Кошка шагала быстрее, ориентируясь на запахи, следуя за теми, которые мягче и приятнее для носа и через некоторое время оказалась на кухне. Толстая неопрятная баба возилась у печки, поворачивая вертел на котором жарилась целая баранья туша. Несколько молодых служанок носилось туда-сюда с кастрюлями и подносами, у них под ногами ползало двое хозяйских детей, парочка девчонок на побегушках и старая собака дрыхла в углу. Все эти люди издавала такой дикий шум, что надрывающийся на какой-то противной сопелке музыкант за углом даже почти не раздражал, хотя конечно кончик хвоста и подрагивал.
От толстой бабы в платке несло чем-то кислым и одновременно притягательным и Лина справедливо рассудив что именно эта человечка тут главная направилась к ней. Та заприметила кошку и даже по видимому обрадовалась:
- Маруська, вернулась! Пропажа ты наша! - голос отвратительной бабы полностью соответствовал её внешности, но есть хотелось и Лина подошла ещё ближе, стараясь примирится с тем что её обозвали Маруськой. Это, её-то, музу из рода Аойд, красивейщих женщин мира обозвали Маруськой. Если бы не желание пожрать Вот зараза, опять жаргонизмы полезли!, Лина бы ни в жизнь не позвовлила какой-то уродливой человечке так с собой обращаться.
Ладно, милочка, забудь, сейчас эта уродина тебя накормит и мы с тобой уйдём отсюда. Правда-правда....Уже "мы"...зараза, что же голод со мною делает!!!!
Кошка величественно и как-будто бы даже снисходительно шагала к хозяйке, когда непричёсанная посудомойка в испачканном переднике, несущая гору грязной посуды, не зацепилась за кошку и не рухнула на пол. Тарелки естественно все побились, толстая баба в платке стала верешать, материться и бить посудомойку по голове половником, а Лина, поняв что никакя еда ей тут уже не светит, прыгнула на подоконник и выпрыгнула в окно.
Настроение было хуже некуда, есть хотелось так что казалось что умирает с голоду и ни одной мысли о Сириэле даже не возникало в сознании. Не до него сейчас, определённо.
Чего бы такого поесть? Ну не рыбку же ловить в ручье. Может попробовать пожевать цветочков? Коровы ж вон едят и ничего, живы. Значит и я не помру.
Это развеселило кошку и она пустилась бегом к лужайке, находившейся в стороне от таверны. Лужайка была на берегу небольшого озерца и вся заросла одуванчиками и маргаритками. Кошка воровато огляделась, уселась поудовбнее и стала есть одуванчики, чуть ли не кривясь от отвращения. Цветы оказались горькими и противными, но голод не тётка и Лина заставила себя заткнуться и жевать. Остановилась только когда поняла что больше не может и поковыляла к реке, запивать. После нескольких глотков воды, её мучительно вырвало, при чём не только одуванчиками, но и комками шерстви.
Ещё некоторое время она посидела у воды, приходя в себя и стараясь собраться с мыслями, но успеха было мало. Она понятия не имела как теперь быть и как избаваиться от такого незавидного амплуа. В голове вертелся обрывок песни Сириэля, исполненнй им в таверне на одном из большаков по пути сюда:
Я, наверно, кошка - на четыре лапы,
Взгляд лукаво-честный, а в душе беда.
Даже жаль немножко - не умею плакать,
Ну не любят кошки, чтоб из глаз вода.
Кошки верят в чудо, почему ж не верить?
Чудо есть на свете, только далеко...
Кошки с гордым видом открывают двери,
Пьют вино из чашки, тьфу ты, молоко.
Кошки любят сильно, преданно, но тайно.
Ждут тебя с работы, сидя у дверей.
А когда приходишь, жмурятся - случайно
Здесь я оказалась, заходи скорей.
Кошка нестерпимо, яростно и твердо
Знает - есть у Бога свой особый счет.
Счет, в котором цифры скачут год за годом,
А спасает душу тот, кто дома ждет...
Песня тревожила её и голос Сириэля, буквально врывался в уши, бередя душу пронзительной мелодией. Кошка затрясла головой и печально мяукнула, оставаясь сидеть у воды.