Мир. Монтеррей. Пока, передав тебе кобуру, стажерка скидывает с себя лишнее перед предстоящей схваткой, мостишь трофейное оружие на поясе, под правую руку. С навахой трофейной решила выйти против "Клеща" - что ж, выбор-то не сказать, чтоб большой был, твой "плегабле" - он ведь вообще не про схватки, инструмент чистой воды.
Пока крепишь клипсу к ремню, стягивает вдруг, помимо майки с рубашкой, еще и топ с себя девчонка, оставшись, буквально, в одних штанах. И ты скорей вспоминаешь то, что впервые понял еще во времена далекой молодости, чем осознаешь, здесь и сейчас, что по-настоящему красивая женщина - не та, что "качественно" накрашена или в "удачное" платье упакована, а та, в чьем лице, в чьей фигуре, в жестах - сложно сказать, в чем конкретно, но есть некий неуловимый баланс. Будто капля магии, растворенная в изгибах тела: в покатости бедер, в упругой тяжести не крупной и не мелкой, а такой, вот, в точности, как надо, груди, в ямочке меж ключиц, в тонких линиях шеи. Во всем. В том, как падают густые локоны на плечи, в том, как ресницы идут вверх, когда она на тебя смотрит, в спелости губ, в очерченности сосков, в идеальности пупка на не плоском, а таком же, как и пупок, идеальном животе. Нечто первобытно-первородное - то, из-за чего мужчины вот уже тысячи лет крошат друг другу черепа костяными дубинами, коваными молотами, инерционными битами. Выхолощенная красота моделей, которых иногда видишь по ящику, когда там крутят рекламу очередной тачки или пива, она холодная, сухая. А вот такая - та, что накроет так, что потом, пойдя на кухню водички попить, в собственных ногах запутаешься, она живая, горячая, настоящая. Истинное волшебство, Монтеррей - древнее как сами люди, могущественное словно сама жизнь.
Тряхнув тяжелой головой, гонишь прочь дурные мысли. Да, старик, племянница Габриэля оказалась, как говорят, "фуэго", не только в плане характера, но ты, в первую очередь, старший трупер, а уже потом все остальное. Придерживаясь за дверной косяк, суешься в проход. А там, там уже все готово к тому, чтобы начать "Байлес кон ла Санта Муэрте". Если выживете - надо будет все же, наверное, подписать ей рекомендацию.
Мир. Мартина. Предлагаешь когда одному позвать, а второму освободить, не встречаешь энтузиазма ни от одного, ни от другого.
- Пусть позиции охраняют, кариньо.
Скалится будущий противник.
- У всех своя работа.
Добавляет, полуобернувшись и заметно громче.
- Си ла чика ме венсе, либерен а амбос. Эста эс ми орден!
Если победишь его, уйдете оба. Если победишь, да.
Сняв и сбросив лишнее снаряжение, остаешься "поверху" в одном лишь топе. Миг - и уже без него. Росчерки "чернил" на коже - тут и там. "Подчеркивающая" мелочь, а не "зачеркивающие" массивы. Небольшой крестик, пара черных палочек - в районе солнечного сплетения, меж грудей. А чего, зато не потеряется. Россыпь крохотных ромашек - по ключицам, слева и справа. И на левом плече - торчащие из расколотого черепа и опутанные колючей проволокой башенки "Aguja de Iridio" - штаб-квартиры корпоратов, "гурров", из окошек которых рвется пламя. Набила бы, может, еще чего-нибудь, но дядя настоял, чтобы в "красных зонах" - там, где кожа остается открытой, когда надеваешь обычную "полевку" - было чисто. Даже сердечко со среднего пальца правой руки сводить заставил.
Впрочем, сейчас все эти знания - просто пыль. Пришло время добывать свободу. Выходишь когда из подсобки, крепко сжимая в руке трофейный клинок, только присвистывает "Клещ".
- А ты, да...
Улыбается, беззастенчиво изучая тебя взглядом.
- Мьерда, гатито - мне даже как-то жалко тебя железом дырявить.
Заприметив напарника, который тоже из коморки выбирается, машет ему.
- О, Хуаресыч! Скажи ведь - ну есть же еще у нас нормальные чикас, си? Вива ля Република!
И кивает тебе уже, Мартина, когда спрашиваешь, готов ли он.
- Готов.
Крутанув стилет меж пальцев, сжимает его рукоятку обратным хватом. И делает шаг по направлению к тебе.
- - -
Фаза 1. 1 круг.
Обстановка: противники сближаются.