Мир. Прошипев что-то злобно-неразборчивое в ответ на замечание Мартины, но так, вяло: тихое и практически неразличимо, видимо, помятуя о том, что девушка не стесняется пускать в ход ноги, ухмыляется "Ари".
- Аманесер, "Эль Мазо"... Власти больше нет. Ни хуя нет. Ни вас, ни корпов, ни ебаных политикос - никого. Только мы есть. Мы.
Подцепив кончиками пальцев, Фуэнтес достает из чужих штанов полупрозрачный обмылок кислотно-зеленого коммуникатора, с анимированной наклейкой в виде сканк-вапорайзера на задней крышке. "TU NO ERES ARI, CHUPA UNA VERGA", моргает кроваво-красная штамповка литер поперек экрана. Ерзает "Химера".
- Да, блять, хуль ты творишь-то, басура?!.
И бросает из-за плеча полный ненависти взгляд, когда, следом за смартом, стажерка находит заткнутый за ремень полуавтоматический пистолет - угольно-черный, с угловатым брусочком затвора, ухватистой эластиковой рукояткой и рамкой голографического прицела.
- Ты мне еще в трусы залезь, овеха, там пошарь - вдруг где-то аметрайядорра лежит? Подсказать, где?
Хороший, кстати, ствол: небольшой, удобный и легкий - похоже, пластиковый. "金蘇軍品關注", штамповка у рукоятки. Имперский? Выглядит вообще новым, будто только с прилавка - не чета пусть и ухоженным, но затертым до блеска стволам "Клещей", с которыми они обычно таскаются.
Монтеррей же, накинув на старого знакомого - и подтянув покрепче - еще стяжку, припоминает, между тем, что паритета нет. И справедливости тоже нет. Нет благородства и чести, с кристально чистым альтруизмом и незамутненным гуманизмом заодно. Есть реальная жизнь. Есть пособия, которые не выплачиваются. Есть текущие водопроводы. Есть обрывающиеся под собственным весом кабели электросетей. Есть безработица, есть страх за свое будущее, страх за будущее своих близких, страх того, что детей своих, может быть, завтра кормить будет нечем. У каждого свои интересы, свои нужды, свои потребности и заботы. А ДжерСи пусть город и большой, не зря же его так пафосно называют, "Город Городов", но и в таком месте - стоит-то он не сезон и не десять - все давным-давно поделено, распилено, вычерчено маркерами по границам: кому-то места может и не хватить. Нет, не так - кому-то его обязательно не хватит. Места, денег, банальных еды и воды. Кто-то будет страдать. Это почти аксиома. Да, когда имперцы ушли, на какое-то время даже тебе, человеку, который на своем веку успел повидать всякого, показалось, что что-то может измениться к лучшему. Но - нет. Одни ушли, другие - "гурры", корпораты - пришли. И снова все вернулось в то самое долбанное равновесие. Могут ли "Клещи" убить патрульного? Могут. Могут ли патрульные убить "Клеща"? Тоже могут. Но ни те, ни те этого не делают. Не делали до этой ночи, по крайней мере. А все почему? Интересы, офицер. С этим полицейским ты - "Клещ" - договорился, он у тебя на проценте, вы оба работаете, знаете друг друга не первый сезон, рука моет руку, точка кормит всех вокруг. А с тем "Клещом" у тебя - полицейского - проблем меньше, чем с прошлым: он не борзеет, школьникам "Сканк" не толкает, с принципами какими-никакими. Посади его, дело-то нехитрое - но место долго пусто не бывает, а денежное место - так вообще никогда, свежий нарисуется уже на следующее утро. И каким он будет? Пойдет ли с тобой на контакт? Позвонит ли среди ночи, скажет, что на заброшенной парковке, за тем ТЦ, который еще до революции строить начали, да все никак, "цифраки" машину подозрительную бросили, в которой вы потом труп БВП из смежного блока найдете? Будет ли предупреждать тебя, что вон там, в той квартире, где от соседей вызов на "домашнее насилие" пришел, "угольный" торч недавно обосновался? И что там не "домашнее насилие", а ебейший приход? И что кинется он на вас, с ножом для колки льда наперевес, уже на лестничной клетке? Много вопросов, но и ответов не меньше. Страх. Не боялись они ничего, Монтеррей. И вы не боялись. Страха нет. Есть тонкий баланс, который сами улицы - будучи сложной и многогранной сущностью - поддерживают. С виду эфемерная, но на деле парадоксально прочная взаимосвязь, сосуществование, почти симбиоз. И ты, являясь крохотной частью этой сущности - вольно или невольно - тоже вовлечен, закручен, вбит и ввернут в эту черную как смоль, сладкую словно тростниковый сахар и тяжелую будто золото грязь, называемую Джерихо-Сити. И ты, и они, и даже эта, вот, девчонка, которая в дочери тебе годится. Да обе они - что та, что та. Все.
А раз все есть как есть, значит что-то сломалось. Да так, как последний раз ломалось в ту самую Войну.
Выщелкиваешь из мультитула небольшое, в ладонь, но крепкое и острое словно опасная бритва лезвие. Подсаживаешься поближе к сеньорите Сантильяно, жмешь к горячей коже прохладную сталь.
- Что, вьехо, своим-то крючком, наверно, уже не можешь тыкать? За железо взялся?
Лежит, смеется. Угашенная - по глазам видно, "Сканк". Конечно, это штука больше стимулятор, чем эйфоретик, но настроение "подкручивает" - только в путь.