|
|
Секунды, что тянутся в бесконечность. Беззвучный крик, тонущий в крови. Мясной цирк дьявольских инструментов, что непрерывно терзают плоть. Мгновение передышки. Не во благо, а чтобы стало ещё больней. Сознание, уже неспособное ничего помыслить, а способное только покорно нестись по течению вечного страдания. Ты не умрёшь. Не можешь умереть. Такова твоя судьба. Быть безропотной подушкой для иголок у бездушной машины. Тело предательски восстанавливается, опиоидные рецепторы получают свои тридцать монет серебряниками и снимают боль. И вот она опять разгорается со жгучей невыносимой силой. Снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. Внутри уже не человек, а комок уродливого мяса, который то тщетно пытается сбежать разом во все стороны, то сжимается в одну гротескную кучу от нестерпимых спазмов. Даже самый отпетый садистский ублюдок может устать. Выдохнуться. Дать перерыв. Но машина не знает усталости. Не знает цели. Не знает смысла. Потрошит твои жалкие остатки снова и снова, повинуясь вшитому алгоритму. И снова. И снова. Где-то снаружи проносится чудовищный гул. Гремят выстрелы. Но находящиеся внутри этого не понимают. Они не способны осознавать ничего. Пока не гремит стекло. Гремит стекло. Трещит. Разбивается. Вдребезги. Машина затихает. Нет покоя. Новая боль. Страшнее предыдущей. Боль ливня мыслей, что раскалёнными каплями ошпаривает мозг. Мёртвая, окаменелая и растресканная почва. Смерчи первоначальных сил, что уносят всё, что посмело выжить. Кровавое небо. Жестокий взгляд. Оттуда. Ты, маленький и беззащитный. Жалкий. Тот, кто перестанет существовать по щелчку пальца. Прижимающийся к земле, как немощный эмбрион. А оно всё ближе. И ближе. Божественный гнев. Божественное безразличие. Жатва душ. Неведанные материи, в которых никому нет до нас дела. Но крошечное изменение где-то там, уничтожило всё то, что мы знаем здесь. Сталкиваются силы, которые даже нельзя осознать или помыслить. И с грохотом, скрипом, сквозь задворки сознания и кору мозга прорываются слова, а каждая буква выжигается как клеймо. ЕДИНСТВЕННОЙ ВЕРНЫЙ ПУТЬ ПОЛОН БОЛИ И СЛЁЗ ЭТО ЗНАЧИТ ПОЙТИ ПРОТИВ НИХ ВСЕХ Укол во все нервные узлы. Темнота. ... ... ... ... ... ... ... Просторное помещение, озаряемое синеватым светом ламп. Размером с ангар. Всё усеяно неведомыми приборами, кучей толстых проводов. И капсулы. Всюду капсулы. Разбитые. Темнота. Чувство невесомости. Точно кто-то подхватил под плечи и несёт куда-то. Выстрелы. Огневые вспышки. Крики. Роняют на пол. Темнота. ... ... ... ... ... ... ... Глаза открываются. Еле-еле. На веки будто накапали клеем. Пустое помещение в полумраке. Лежишь на земле. Тяжело двинуться. Рядом только трупы. Тихо. Помещение резко наполняет странный треск. Радио.
Если вам исполнилось 18 лет и вы готовы к просмотру контента, который может оказаться для вас неприемлемым, нажмите сюда.
Чудовищный гул грубо ввинчивается в мозг. До боли. Насильно выскрёбывает куски памяти. Сознание меркнет. ЖёваныйДухота. Тебе твердили, что ты привыкнешь со временем. Врали. Сейчас ты проклинал весь индокитайский регион с его паскудным климатом. Когда постоянно потеешь складывается ощущение, что гниёшь заживо. Будто болен чем-то. В нормальных местах ты потеешь по какой-то причине. От упражнений, напряжения. Да даже если ты одет не по погоде — должно пройти какое-то время, прежде чем климат медленно начнёт превращать тебя в обезвоженную мумию. А здесь ты сидишь голый по пояс, в одной только разгрузке и потеешь просто потому, что живёшь. Склизкий водопад липкой маской застывает на и без того сальной морде. Противнее этого было только когда ты вынужден был идти в дома терпимости, не в состоянии вынести растущий в паху зуд. Секс для тебя был процессом чисто механическим: женщинам редко получалось скрыть свою брезгливость, а уж тем более правдоподобно изобразить искренность. Так что было только твоё вонючее массивное тело со злобой сношавшее другое вонючее липкое тело. При этом было в твоём поведении что-то невероятно циничное. Привыкшие к мягкости и доверчивости других мужчин проститутки к концу сеанса чувствовали себя морально опустошёнными. Парочка из них даже расплакалась. Их покупали за деньги, но редко использовали как вещь в самом прямом смысле этого слова. Но ты за всю свою жизнь не испытал ни единого нежного прикосновения. А если таковое случится — ты вряд ли сможешь ответить. Да и не захочешь. Уже нет. *** Зачем вас сюда закинули? Не вашего ума дела. Но любой проходимец знает, что у Конгломерата вечно какие-то проблемы в Азии. Объединение большей части материка произошло уже давным-давно, но представители разных культур и рас нашли соглашение разве что на бумаге. Внутренняя грызня никогда не останавливалась. Но когда вы все часть одного государства — это открывает доселе невиданные возможности. Простой люд едва ли когда-нибудь узнает хотя бы одну сотую часть всех подковёрных интриг. Кое в чём, однако, власть имущие всегда находили согласие. Когда дело касалось тех, кто остался «снаружи». Те, кто ещё не присоединился к «общему делу». Глупцы, решившие, что могут продолжить играть по своим правилам. Страны, не вошедшие в Конгломерат или иное сверхгосударство, либо становились ареной для логического продолжения внутренних распрей стран первого мира, либо являли такой ад, в который просто никто в здравом уме не совался. Ты так до конца и не решил, какой из двух вариантов был для вас актуальнее. Так или иначе, военное присутствие Конгломерата почтило эти джунгли. Вы охраняли линию соприкосновения двух враждующих банд, которые отчего-то были небезразличны вашему руководству. Сторожили их перемирие. Таковое частенько нарушалось и вам поручали полностью ликвидировать из материальной реальности нарушителей и все следы их деятельности. Чаще всего провокации совершали дети-солдаты. Ты до сих пор ненавидишь детей после индокитайской командировки. Маленькие злобные твари. Едва заметные, но, по счастью, очень глупые и ещё не научившиеся бояться умирать. Однажды тебя снимали для выпуска новостей. Ты был солдатом, которому оторвала половину лица мина бессердечных террористов. Вообще за время службы «миротворцем» ты не получил ни единого шрама, но это было неважно, ведь командир пообещал не ставить тебя в дежурство, если посветишься перед камерой. *** А дальше как будто обрыв. Мутная изорванная рябь мыслей, которую невозможно прочитать. На самом деле удивительно, что ты помнишь хоть что-то. Ты был сержантом. Прозвище «Везунчик». Армейский юмор во всей его примитивной красе. Было много шума, вони пороха и горелого мяса. Плен. Наёмники раскидали вас без особых затруднений. Да и неудивительно. Ведь вы обычные регуляры. А будь вы лучше — вы бы ими не были. У захватившей вас компании была долгая и сложная история. Тебе её неоднократно излагал твой кратковременный лучший друг, лейтенант Ляншань, которого все звали просто «Шань». Он был в этой компании финансистом, но частенько сам выбирался в джунгли. А сама эта компания состояла из китайских ренегатов, основана она была в городе Сянгане, который на самом деле назывался по-другому, но текущее политическое ориентирование Шаня не давало ему морального права называть его правильно, из-за чего он страшно переживал. Вообще неудачливая была компания. Рассорилась и с Конгломератом и с его азиатским аналогом. А всё потому что... честно говоря, тебе было похуй и ты не запомнил. А запомнил хоть что-то, потому что не было выбора. Шань пытал тебя каждый день по пять-шесть часов подряд, попутно постоянно ведя «мужские беседы». Ещё он постоянно восхищался тем, насколько ты ценная находка. Ещё бы: всё твоё отделение давным-давно померло, а ты держался. А раны заживали как на собаке. Или ящерице. Даже отрезанные пальцы отрастали заново. Оставались только старые шрамы и уродства – на них твоя регенерация отчего-то не распространялась. Каждое утро начиналось с того, что Шань с детским любопытством рассматривал твои восстановившиеся за ночь зубы, а затем без наркоза вырывал передние. По ходу дела он чаще всего предавался глубинным размышлениям о сложностях гендерных взаимоотношений, жаловался на отсутствие понимания с женой. Многое рассказывал о своей подноготной. Так ты узнал, что большую часть жизни он провёл в Конгломерате, так что у вас много общих тем для разговоров. Было бы, если бы ты ему отвечал. — Знаешь, говорят, что пытки — самый неэффективный способ допроса. Говорил он в один из дней, докрасна накаляя кочергу. — И это правда! Я делаю всё это вовсе не потому, что мне нужна какая-то информация. Хотя было бы интересно узнать, чем это тебя напичкали твои хозяева. Я видел самых дорогих частников в мире и у них не было таких чудных способностей как у тебя. Но ты нормальный мужик. Ничего не расскажешь. А что до меня... я просто люблю делать людям очень больно. Ты меня понимаешь, я тебя понимаю. Он красноречиво вытянул руку вперёд, и раскалённая сторона кочерги остановилась в паре десятков сантиметров от твоего лица. Даже не соприкасаясь с кожей, жар от неё приносил острую боль, а твоя неухоженная щетина подпалилась. — И надеюсь ты ценишь, то что я делаю. Я ведь воин, а не какой-то там извращенец! У меня есть свои границы. Ты знал, что у мужчин очень чувствительные рецепторы в районе ануса? О, это моя горе-жёнушка закончила медицинский и постоянно забивала мне голову всякими мерзкими фактами. А потом начинала все эти разговоры как бы невзначай. «Ой, дорогой, давай попробуем что-нибудь новенькое!». Пошла ты, старая кобыла. У меня регулярный доступ к красоткам по всему земному шару, мне не нужны эти... эксперименты. И откуда у них в голове вообще это берётся? Лезть в те дырки, куда природой не задумано. Как обезьяны. Мой тебе совет: никогда с ними не связывайся. Так о чём это я? Ах да... считай, что я набиваю тебе портфолио. Если ты каким-то чудом выберешься отсюда, потом будешь бить себя кулаком в грудь, буквально рассказывать, как ты один уцелел из всего отряда, как перенёс невероятные муки и не сломался. А теперь сравни это вот с чем: «Меня поймали, связали и на протяжении двух недель испражнялись на моё лицо и насиловали целой ротой». Совсем не по-геройски звучит, правда? Шань чуть сократил расстояние, ступая сапогами по склизкому от крови полу, затем опустил руку, так что кочерга вместо лица прицелилась точно в область промежности. Внутри всё съёжилось от одного только жара. — Так что терпи. Всё же мне интересно. Есть ли у тебя вообще предел? Шань резко выбросил руку вперёд. А дальше ты ничего не помнишь. И не мог запомнить. Мозг забился в такой агонии, что не смог выполнять и простейшие свои функции. Ты словно бы ослеп, продолжая видеть. Мир смешался, закружился, забился всеми существующими и не существующими цветами. *** Пытки становились всё изощрённее и изощрённее, пока внутри твоих мучителей не победил страх. Слишком их взволновала твоя невероятная живучесть. И в один день всё закончилось. Подвели к общей братской могиле, в которой ты должен был оказаться ещё давным-давно. Пуля между глаз. Но ты не умер. Наёмники вскоре столкнулись с другой корпорацией, уже лояльной к вам и Конгломерату. Посреди общей бойни ты решил, что самое подходящее время «воскреснуть». Когда пальба кончилась, ты мельком осматривал трупы. Не то чтобы это было принципиально, но хотелось сказать пару слов старому другу. И он нашёлся. Ещё живой. Заполз за какие-то бочки, притворяясь мёртвым. Понял, что его задумка провалилась. Поприветствовал тебя. Украдкой пытался выхватить пистолет. Ты раздавил ему запястье сапогом. Присел рядом с ним. Закурил. Почувствовал исходящие от него миазмы бензина. — Да, так оно и бывает. — Говорил он почти непринуждённо, хотя в глаза тебе старался не смотреть. — Если берёшь в руки оружие, то готовься умереть от него же. Но ты помни, что я рассказывал про благородство. Дай мне уйти достойно. Ты согласно закивал. Даже предложил ему прикурить в последний раз. Поднёс к его форме зажигалку и держал, пока она не вспыхнула как новогодний огонёк. Шань был тяжело ранен, но, окутанный пламенем, задвигался, заползал. Очень громко кричал. От его формы исходил чёрный токсичный дым. Он попал тебе в глаза, ты зажмурился и ушёл с подветренной стороны. Больше даже не смотрел в его сторону. Курил дальше, смотря куда-то за поросшие дикими лесами холмы. И больно это всё же. Терять друзей. ссылка ♫ Танк Вначале было тепло. Комфорт. Хотя что-то было до этого. Тьма. Из уютного обиталища тебя выпихнули в холодное страшное место. Но потом вновь тепло. Бульон, который можно было есть, пить, дышать им. Лучшее, что было в твоей жизни. Через толстое мутное стекло ты видел людей. Такими огромными они казались тогда. Гигантами в сравнении с тобой. — А вот и ваш! Рекордно низкие показатели отторжения! Будет настоящим богатырём, когда вырастет. — Какой хорошенький! Он ведь содержится по ускоренной программе роста, так? — Всё верно! Через год это будет уже взрослый половозрелый мужчина. — Ох, как-то это... быстро... Обычные дети ведь надолго остаются такими милашками! — Не волнуйтесь, по данным врачей «натуральные» дети надоедают родителям в лучшем случае уже через полгода. А в остальном он ничем от таких не отличается, за исключением запрета выводить его из капсулы. И то это только до поры до времени! Какая-то женщина навещала тебя. Пыталась общаться через стекло, показывала странные цветные пятна. В первые дни они прижималась к перегородке почти вплотную, внимательно тебя рассматривала с непередаваемым выражением. Потом она начала приходить реже. И реже. Сначала раз в неделю, потом раз в две... В последний раз вела себя необычно. Чуть пошатывалась при ходьбе. Всю ночь обнимала твою капсулу и шептала что-то непонятное. После этого дня ты её уже не видел. Никогда. *** Мир продолжал оставаться враждебным и беспощадным местом. Но у тебя появились друзья и любимое дело. Ты управлялся со шваброй методичнее чем кто-либо ещё. Уборка была расслабляющим, медитативным и приятным делом. Убирать грязь, наводить порядок, делать всё вокруг лучше. Разве можно представить себе более достойное и благородное занятие? — Сколько времени он здесь провёл?! Первые несколько лет у этих пробирочных самые важные для тренировок и обучения! Что значит, что вы не смогли придумать ничего лучше? Это потенциальный суперсолдат и посмотри на него сейчас. Да у него улыбка как у ебаного мороженщика! Это игрушки по-твоему, Брамс? Ты представляешь, что с тобой сделают за то, что ты превратил дорогостоящую боевую платформу в своего ассистента?! — Ф-ф-ф... А что мне было делать, скажи? Звонить по горячей линии в министерство и говорить, что один из их заказанных киборгов потерялся и не отбыл с основной партией? Тогда бы со мной что-нибудь сделали гораздо раньше. — Не для протокола будет сказано, но в твоих же интересах, чтобы его вообще не нашли. — Да знаю я, что надо было от него избавиться, но... он ведь человек. Или совсем как человек... Я бы просто не смог иначе. Но жизненные перемены всё никак не могли оставить тебя в покое. За твоим верным другом, младшим научным сотрудником Брамсом, пришли какие-то люди в форме и куда-то его увезли. А вскоре приехали и за тобой. *** На орбитальной станции царила уже совсем иная атмосфера. Встретили тебя достаточно холодно. Работы там было много, но по какой-то причине ты не умел делать абсолютно ничего из востребованного. Кроме одного. Вскоре ты с удовольствием вернулся к профессии уборщика. Путь на станцию был страшен. Тебя запихнули в стальную коробку. Ты несколько часов не видел ничего, кроме сияющих экранов. Всю дорогу коробка страшно тряслась. Ты долго не мог отойти после этого путешествия. Плохо справлялся со своими обязанностями. На тебя много ругались. Никто не хотел дружить. И всё в очередной раз изменилось. В один день вся станция загорелась красным светом и замигала. В воздухе стоял противный, визгливый, монотонный шум. Маленькие люди смешно носились по коридорам, кричали, суетились, часть плакала и ничего не делала. Кто-то из охранной службы пояснил тебе, что всем грозит опасность. Это была первая опасность в твоей жизни. И тело отреагировало на неё странно. Мышцы напряглись сами собой, колени машинально полусогнулись, точно готовые к резкому выпаду. Взгляд то и дело сверхфокусировался на любой мелочи, звуки стали чётче, осязаемыми сделались самые тихие и едва уловимые из них, нос уловил далёкий запах гари. Тело требовало действий, и ты не смел ему отказать. Ты помогал эвакуировать работников. Многие сопротивлялись из-за паники, но таковых ты просто хватал одной рукой и самостоятельно пристёгивал к креслам спасательных челноков. Ты услышал, что один из отсеков откололся от корпуса станции. Там ещё могли остаться люди. Но никто не решался выйти наружу. Кроме тебя. Ты уже был облачён в скафандр. Когда все уже готовились к отбытию, ты отправился искать последних потерпевших. Никто с тобой не пошёл. Ты ни разу до этого не выходил в открытый космос и честно говоря даже не знал, что это такое. Потому едва оказавшись снаружи, ты увидел нечто чудовищное. Столь тебя напугавшее, что ты предпочёл упереть взгляд в стену, вдоль которой двигался. Вероятно, так оно и было задумано и оглядываться нельзя было. Кто-то предупредил тебя, что стоит открепиться от корпуса — и тебя унесёт, так, что ты не сможешь вернуться обратно. Грузовой отсек полностью разворотило. Первоначально казалось, что никто не мог уцелеть. Но ты нашёл одного. Человека в чёрном оснащении, без знаков отличия, в таком же непроглядном шлеме. Невесомость отнесла его неподвижное тело под потолок. Проверил датчики его костюма. Живой. Затем осмотрел его кислородный баллон. Повреждён. Много позже это был бы для тебя нетипичный поступок. Но тогда всё было просто. Легко. Не раздумывая и секунды, ты отстегнул собственный баллон и заменил его. Незнакомец очухался быстро. Озирался сначала с испугом, а затем долго и пристально разглядывал тебя. Но у тебя было не слишком много времени. Без баллона тебе едва ли хватит кислорода для того, чтобы успеть вернуться назад. И стоило тебе обернуться, как ты ощутил сильнейший удар по спине. Импульс отправил тебя далеко вперёд. Не за что было зацепиться. Ты летел всё дальше и дальше, не останавливаясь. Прямо в бездну. *** Станция всё удалялась и удалялась. Вскоре она превратилась в крошечную точку. А ты болтался один посреди пустого вакуума. Теперь ты не мог не смотреть. Она была повсюду. Эта чудовищная пустота. Ты ничего не знал о мире. И от древнего страха расплакался, точно ребёнок. В панике замахал руками и ногами. Но ничего не помогало. Вокруг были звёзды. И Земля. Пугающе огромная. Бесценный сейчас кислород сгорал впустую, но ты не мог совладать с ситуацией. Твой мир, который только-только получил свои очертания, стал таким понятным, разрушился в одночасье. Ты не мог поверить, что всё это реально. Что может происходить нечто, происходящее с тобой прямо сейчас. Тебе казалось, что ты стал частью общества. Может тебя и не принимали в полной мере, но рядом всегда были люди. Создавали иллюзию, словно бы ты не один. Как же это было глупо. Ты был одинок с самого начала. И навсегда останешься таковым. Маленькая точка в бесконечно расширяющейся холодной бездне. Через несколько дней тебя подобрал спасательный челнок. Каким-то необъяснимым чудом ты всё ещё был жив к тому моменту. Но только ты знал правду. Куда бы тебя не отправили теперь, ты навсегда остался там. В пустоте. ссылка ♫ Моссылка ♫ Ты всегда была хорошей девочкой. Ты была одной из лучших сначала в классе, затем в группе в институте. Образец для подражания. Пока многие твои сверстники занимались прожиганием жизни — ты училась. Они не видели смысла стараться, так как трудоустройство в Конгломерате гарантированное. Они, в отличие от тебя, кое-чего не понимали. Когда тебя определили на какое-то место с большой долей вероятностью ты останешься там навсегда, если не потребуешься государству где-либо ещё. Потому было крайне важно занять достойную нишу с самого начала. А для этого надо было учиться. Работать над собой. Постоянно. Твои усилия окупились. Ты попала в хирургической отделение самой престижной больницы в городе. Было трудно, работы всегда хватало, но и платили за неё щедро. И ты всегда мечтала помогать людям. Конечно, не все могли позволить себе профессиональную медицинскую помощь, но ситуацию регулярно пытались исправить правительственными программами, пускай локальное государственное вмешательство и не могло в корне переменить ситуацию. Чаще всего твоя работа и сводилась к выполнению гос. заказов. Диагностика и лечение для малоимущих, бесплатные операции, протезирование, всё в таком духе. На этом не планировалось останавливаться и вскоре Трансгуманистическая партия продвинула инициативу по частичной кибернизации хронически больных. Тебе пришлось пройти курсы повышения квалификации, но работать стало гораздо интереснее. Раньше было много безнадёжных случаев, а ныне они были сведены к минимуму не без помощи искусственных органов. Смены доводили до изнеможения и времени для лишних мыслей не имелось, но в памяти нет-нет, да и всплывали лица некоторых благодарных пациентов. Эти мысли согревали. Отпуска ты всегда проводила в завидной безмятежности. Жизнь и твоя работа преображались столь быстро, что утро нередко начиналось с беглого чтения статей, где различные учёные высказывали опасение о скором наступлении технологической сингулярности. Рядом всегда были ссылки на источники с множеством контраргументов. Не было повода для беспокойства. Граждане Конгломерата могут спокойно жить в своём обычном ритме, не боясь вероятного хаоса, который может привнести неумолимо разгоняющаяся машина прогресса. В больнице тебя ждало очередное повышение, назначение в отдел экспериментального лечения. Первая же государственная квота касалась безнадёжных больных. Ты ассистировала нейрохирургам и специалистам по кибернетике, в том числе помогала внедрять нейрочипы. Одна из партий «исцелившихся» вела себя странно. После операции они стали апатичными и равнодушными ко всему, даже не смогли самостоятельно покинуть палату. Их всех вместе забрал с собой некий мужчина, назвавшийся государственным представителем. С тех пор про них ничего не было слышно. Всё можно списать на адаптационный период и в рабочей суете этот эпизод быстро забылся. Неделя под конец зимнего квартала была особенно адской. Ты итак спала по четыре часа в сутки, а тут как снег на голову свалился очередной подряд. Конкретно на тебя повесили глазную имплантацию. Пациентами оказались дети до десяти лет, так что требовалось двойная осторожность и аккуратность. Всё шло гладко. Ты подготовила очередную партию нанитов и уже стала подводить иглу к роговице юного пациента, как заметила, что его зрачок тревожно колеблется. Ты поспешила оповестить хирурга, что больного плохо взяла анестезия. Та в ответ вытерла со лба пот и развела руками. — Делай так. Он всё равно не будет ничего помнить после процедуры. Очередной отпуск ты решила провести на Южном море. Тебе посчастливилось найти удачную путёвку. В зоне ожидания твоё внимание привлёк один мужчина, резко выделявшийся на фоне остальных. Он единственный не сидел, а стоял недалеко от регистрации на рейс, где его оставил богато одетый попутчик. Взгляд его расфокусированный, смотрящий строго перед собой. Руки расслаблены, опущены, но абсолютно неподвижны, что делало его похожим на статую. На вид совершенно здоров, не слишком стар, может лет тридцати пяти. Ты прошла мимо, как бы невзначай взглянув на него. Он никак не отреагировал, глаза его остались неподвижны. Стеклянные, безжизненные и безразличные глаза. Этот случай самовольно всплыл в памяти, когда гид из местных проводил тебя по сельхоз. угодьям. Движения работников полей показались тебе неестественными, роботизированными. — Да, это не люди, — подтвердил твои опасения смуглый, малорослый проводник. — Точнее бывшие люди. Мы зовём их джатами, потому что обычно они работают на плантациях. Джатов делают из сильно провинившихся людей. Говорят, что их отдают оджха и они высасывают из них всю прану. После человек ничего не может делать, только работать. Но работники они хорошие, заменяют сотню человек. Джата сделать очень дорого и сложно, у нас такого нет. Только в больших городах. Вернулась ты аккурат ко дню медицинского работника. Провели большое совещание, в ходе которого тебя наградили грамотой «За выслугу лет и успехи в служебной деятельности». У вас всегда был дружный коллектив, поэтому быстро нашёлся коллега, который согласился подменить тебя на смене в честь твоего награждения. Перед тем как направиться домой, ты последний раз оглянулась на циклопическое строение центральной больницы. Отчего-то ты всё ещё сжимала грамоту в руках, хотя уже давно могла убрать её в сумку. С самого утра ты улыбалась всем и делала вид, что счастлива. Но внутри разрастался холод. Рейн ссылка ♫ Мать оставила вас, когда тебе было двенадцать. Скончалась от малярии. Остался старший брат, ты и пятеро младших братьев и сестёр. Ещё осталась старая обшарпанная квартира в депрессивном многоэтажном здании среди таких же муравейников в не самом благополучном районе. В наследство вам передали стаю жирных прожорливых клопов. Отца ты последний раз видела ещё маленькой. Он заходил к вам пару раз. По всей видимости — не впечатлился, так как с тех пор он исчез. Со старшим ты собачилась сколько себя помнишь, но в одном вы были едины точно — «маленьких» вы ни за что не бросите. Но как же тяжело было ужиться с последствиями этого решения. Брат итак был далеко не образчиком физической силы, а вдобавок к этому недоедал в детстве. Его тощая высокая фигура напоминала злого вечно недовольного паучка. Постоянного заработка у него не было, частенько он не приходил домой сутками или возвращался с синяками и ссадинами. Частенько он срывался на тебе, а в один день ты сама добавила к его синякам разбитый нос. Ему понадобилось много времени, чтобы понять, что он никогда не сможет тебя контролировать. А тебе — чтобы увидеть, как он старается и всегда делает всё что в его силах ради вас. Он решительно выступал против твоей идеи начать торговать собой. Говорил, что никогда не простит себя, если его сестра станет падшей женщиной. Но особо голодный месяц вынудил его изменить решение. Окончательно сплотила вас болезнь самого младшего члена семьи — маленькой Марсии. По иронии судьбы, она заболела той же гадостью, что и её мать. Как показало время — в тяжёлой форме. Помочь вы могли разве что молитвами. Но ты смогла охомутать одного заезжего доктора с большой земли. Лысого скрупулёзного мужчину лет пятидесяти, очень падкого на бледных и несовершеннолетних дев. Тогда тебе было в районе 15-ти, но выглядела ты ещё младше. Он часто признавался тебе в любви, говорил, что в нормальных странах от малярии никто не страдает и ему ничего не стоит достать для твоей сестры лекарство. Потом его командировка закончилась. И он просто уехал, предварительно заблокировав тебя везде, где с ним можно было связаться. Старший же потратил все свои сбережения на лекаря, который сделал Марсии единственный укол (позже ты решила, что сильнее всего он был похож на физраствор) после чего гарантировал скорое выздоровление. Через два дня Марсия скончалась. После этого вы с братом не ругались уже никогда. Время шло, вы взрослели, а радужных перспектив на горизонте всё не появлялось. Да и неоткуда им было взяться. То ли ты умела концентрироваться только на насущных вопросах, то ли была искренне равнодушна к своему будущему, но ты не чувствовала никакой обречённости. А вот старшему мысли о дне грядущем давались тяжело. Постепенно он ломался, становится ранимым и слабохарактерным. Возможно в его жизни происходило что-то, о чём он тебе не рассказывал. Как-то раз он заявился поздней ночью и неожиданно лёг рядом с тобой. Аккуратно, стараясь не разбудить. Сон у тебя был чуткий, но ты притворилась, что спишь. Он обнял тебя, плотно и нехорошо прижавшись. Тебе стало неуютно. Хоть роль святой девы уже была точно не для тебя, но виделось тебе что-то неправильное в том, чтобы так сближаться с родным братом. Но на твоё счастье, дальше он не пошёл. Только позже ты догадалась, что таким образом он искал утешения. Тогда в твоей голове пронеслось много суматошных мыслей, но сосредоточилась ты на одной. Почему-то ты приметила, что у него повышенное давление. Ты чувствовала, как кровь ударяет о его сосуды. Это была кипящая в нём сила жизни. В один день всё резко переменилось. Тебе тогда было семнадцать или около того. Началось всё с оглушительного стука, едва не сорвавшего дверь с петель. С той стороны представились каким-то там особым подразделением народной милиции. В вашем регионе служителям закона не доверяли, но брат в ответ на твой красноречивый взгляд только коротко кивнул головой. До последнего сомневаясь, ты всё же отворила дверь. Пришли к старшему. Целый отряд мужчин в тёмно-серой полицейской форме, в броне и с оружием ушли вместе с ним на кухню. Тебя с детьми закрыли в отдельной комнате и оставили сторожить вас одного из бойцов, по всей видимости, самого молодого. Тот сурово свёл брови, встал напротив двери. И стоял. В комнате повисло молчание, длившееся минут двадцать. Боец заскучал, начал прохаживаться из стороны в сторону. Внезапно быстрыми шагами подошёл к тебе, так, что ты вздрогнула от неожиданности. — Это что, нихонский?! Он указал пальцем на твой смартфон-браслет, подарок одного из ухажёров. — Дашь посмотреть? Впрочем, для него твой ответ был очевиден, поскольку он начал снимать его с твоего запястья до того, как ты успела открыть рот. — А игры на нём есть? Он начал копаться в твоём браслете и уже через две минуты начал играть пальцем со спроецированным на стол изображением маленького, пушного, фантастического зверька, при этом простодушно улыбаясь и глупо похихикивая. Это зрелище тебя сначала шокировало, затем расслабило и постепенно рассеяло твою тревожность. Всё же, милиция не обязательно равнозначна каким-то проблемам. Может там ничего серьёзного. Через десять минут тебя вырвал из иллюзии пронзительный вопль брата. Пользуясь тем, что милицейский отвлечён игрой, ты рванула мимо него к двери и выбежала на кухню. Среди вооружённых широких фигур ты разглядела своего брата, что сидел на полу, скрюченный, тщетно пережимая оставшейся рукой кровоточащий обрубок левой руки. Кровь била резкими сильными импульсами, пачкая стены и кафель. Темнокожий капитан милиции стоял неподалёку, сжимая в руках покрытое свежими алыми пятнами мачете. Поглядев на раненого, он в сердцах на него плюнул. — Кровь останавливать будем? — А? Да в пизду тратиться на вонючих сепаратистов. Пусть подыхает. — Зверский взгляд негра медленно прополз по кухне, а затем остановился на тебе. — А девку запаковывайте. Она едет с нами. Всем Из сна пробуждает вновь заработавшее радио. Или оно включилось в первый раз? Всё смешалось. Так сложно отличить явь от кошмара.
|