Шагдар даже отвлёкся на несколько мгновений: смотрел оружие. В частности - на молоток. Выглядит хрупким, но это - оружие жрецов. Страшно представить, что можно сделать с таким инструментом! Тем более, что о терпящем раны человеческом боге он знал даже из родного племени. Как минимум, было известно, что мешать целителю, даже вражескому, со знаком двух ладоней - очень вредная примета. И, слушая пространные речи дворфа, где-то это оружие явно укравшего (а не с могил ли мёртвых жрецов прошлого?), задумался на миг.
- Нет, спасибо. Мы не можем знать, что это всамделишное оружие, взятое честным путём. Вдруг это вещи, украженные с могил и проклятые богами? Я бы брать не стал, - мотнув головой и подтверждая свою зашоренную твердолобость в вопросе суеверий, Неспящий вернул своё внимание к ребёнку.
- Ты можешь делать всё, что тебе заблагорассудится, - Шагдар попытался шепнуть так тихо, чтобы его не услышал торгаш, но достаточно громко, чтобы его нравоучение достичгло цели.
- И я не буду тебя осуждать. Честно, - и, внезапно, в этом была правда. В конце концов, воровство - это удел слабых, а это ребёнок женского пола, к тому же, неорочий - воплощение слабости. Для неё это оправданный и обоснованный способ выживания. Жалкий и бесчестный, конечно, но глупо будет отрицать, что такое имеет право существовать. Ведь боги породили и сильных, и слабых, и поставили сильных над слабыми. И сейчас, как более сильный, он учит слабую - так, как всё и должно быть.
- Но мы приняли его, как подобие гостя в своей повозке. А ты знаешь, что гостям вредить нельзя?