Джизох всё это время лежал и слушал. Лежал и слушал. Виделось всё это ему так: старик наобещал золотых гор тем человекам, которые пришли с ним. Они уже размечтались о молочных реках и кисельных берегах, о золоченых дворцах и воронёных кобылах, как внезапно откуда-то снизу прорезался грубый голос Каргала, бросивший на эти грёзы горсть сомнения. А покуда уже картина, как они на собственных фрегатах плывут куда-то в закат у них уже была выстроена, здоровое подозрение и недоверие Каргала было ими встречено в штыки.
– Много угр-р-р'жаешь, человечек.–Зевнул Шоз-Анакх в ответ на угрозы ни то Борка, ни то Эрки.–Отк'да нам з-з-знать, что когда мы выберемс-с-ся ты не сдаш-шь нас стр'же, или не будеш-шь пытатьс-ся натр-р-р'вить друг на друга? Уж-ж-же угр'жаешь моим напарникам, уж-ж-же защищаешься. Боиш-ш-шься не оправдать надеж-жд св'его хозяина? Или ж-же ты паникуеш=шь, п'што ты пойман з-за руку, как деш-ш-шёвка, ты деш-ш'вый вор, и, главное, лжец? Деш-ш-ш'вка? ты деш-ш'вый подлец? Ты – деш-ш-ш'вка, и именно по этому так обоз-з-злился на Рыж-ж-ж'го Кренделя?
Процитировав одного из наиболее почитаемых Джизохом рептилоидов с заметным изменение в интонировании, Джизох, наконец, отомкнул глаза и взглянул на Эрки:
–Ес-с-сли ты не д'шёвка, то п'ши рас-спис-ску! На нас-с-с четверых, и на ос-с-ст'льных восемь – вс-с-сем по т'счи золотых, и Яне дз-зенег каких-нибудь и шоколадку!