Войдя в избу, Алфи по привычке заглянул вначале за дверь: они в этой широте открываются вовнутрь, чтобы вход в дом — даже если его снегом завалит — можно было расчистить и выйти наружу. А ещё за такой дверью можно было спрятаться.
“Дурная привычка”, — запоздало подумал мужчина. Обернулся на людей, собравшихся перед кроватью мальчика. Кавендиш в тишине пошёл к нему, снимая с шеи свой амулет. Посмотрел на широкую металлическую медальку. Мужчина чуточку волновался, ладошки вспотели: это было первое лечение больного не из семьи Кавендишей за последние пару лет, как никак. Кто знает, как отреагирует мальчик?
— Отойди, — ещё не дойдя до кровати, Алфи попросил у девочки посторониться от ребёнка и встал напротив него, — если кому-то тут не нравиться яркий свет: советую прямо сейчас закрыть глаза.
Сказав это, мужчина огляделся по сторонам: проверил, последует ли кто его советом. Усмехнулся. “Ну да, они не то, чтобы часто видят магию, но кто-то в мой авторитет тут всё же верит”, — качнул слегка головой. Положил ладонь со знаком города на грудь Вите.
Алфи прикрыл глаза… сосредоточился. Его дыхание выровнялось в такт медленно бьющемуся сердцу и супротив бьющемуся в лихорадке ребёнку, словно паладин плыл против течения болезни.
Его губы медленно задвигались, в полной тишине читая какое-то заклинание и окружающие могли расслышать только обрывки слов и заметить едва заметное свечение из-под ладони у защитника.
Алфи почувствовал, как медальон нагрелся. Этот знакомый жар больше не выжигал его кожу клеймом, как при первом занкомстве, а скользил с рук, наполняя символ силой, а Алфи — достоинством.
“Один раз… раз… ра-а-ас-с-с…”, — услышал мужчина тихий шёпот множества голосов у себя в ушах и резко раскрыл глаза. Зрачки его закатились, а свет исходящий от медальона вспыхнул солнцем на всё помещение, пожирая собой фигуру мальчика и паладина.
Голову Алфи наполнили лики и вой сотни ртов города, что теперь вместе с ним читал заклинание, наполняя тело кавендиша силой. Его лоб покрылся испариной от такого напряжения и потока силы, что выходил из него и жёг огнём болезнь в теле ребёнка. Прошло всего несколько секунд… но для паладина те казались вечностью. И когда свет погас, он стоял над ребёнком и тяжело дышал. Хмыкнул:
— Надо… ха-ха-ха… — убрал ладонью прилипший ко лбу локон вьющихся волос, — …практиковать надо больше! Фу-у-ух, — убрал руку с медальон с груди ребёнка, — совсем уже отвык. Эй, мелочь. Считай это благодарностью за честность. — Сказал Маришке он.